Надя Яр - Край ночи

— Если я покажу ему это, меня пинками выгонят и больше в Кремль не пустят, — сказала Надя. — Не то что не выполнят просьбу. — Командор молчал, держа голову, как держал, и ведьма добавила: — Уберите.

— Так Вы попросите за него? — Командор опустил мёртвую голову в пакет.

— Я попрошу его кремировать, хорошо. Поговорю с государем. Но результата не гарантирую, сразу скажу. Идёмте, Командор, заберёте свои остальные вещи.

Он удалялся к дому, сутулый и одинокий, неся на плече свою книжную полку. Мёртвую пальму не взял — пожал плечами и оставил у машины. Провожая костлявую спину в обвислом плаще внимательным дулом «Вихря», Герман осмелился допустить, что Унгерн не так опасен, как говорят. Шеф не сражался с ним, в конце концов — он опустил лезвие и позволил себя убить. Вот и весь поединок века, если верить тем же слухам. Если же слухи лгут, надо учесть: Шеф не был особенно выдающимся воином. Однажды его чуть было не убил случайный спецназовец, другой раз шестёрки какого-то конкурента позорно побили и бросили в реку. Плохим бойцом он, впрочем, не был тоже, иначе не выжил бы в 80-х и 90-х…

— Из этого ничего не выйдет, — сказала Надя, когда они сели в машину. Ведьма казалась подавленной. — Я поговорю с государем, но он скажет «нет». Не позволит кремировать Эдди.

— Ну почему. Унгерн был бы ему должен, а Унгерн… может ещё пригодиться.

— Толку с его долгов, как с козла молока. Змею он тоже был должен, знаешь ли. Кроме того, могила нужна.

Действительно. Эта могила — нужный урок. Герман протянул руку, чтобы завести машину.

Доля мгновения раскололась по граням. Внезапное понимание — слишком поздно! — что Унгерн запросто мог услышать их диалог; мучительно медленное движение правой руки к рукояти «Вихря» и, молнией — не успею…; тревожный вопль мультисенсорной маски; невероятное — ангел — в воздухе, на подлёте; и Унгерн. Унгерн перед капотом.

Герман не успевал уже ничего и сделал то единственное, что оставалось — хватая оружие, одновременно он всем телом отклонился вправо, чтобы прикрыть собой Надю, сидящую сзади и точно посередине. Он видел, как монстр перед ним взмывает в воздух, чтобы разнести лобовое стекло — мутные жёлтые глаза внезапно зрячи отражённым светом фар, с нацеленными, как дула, зрачками. Лицо — нет, морда — Командора странно удлинялась книзу, пасть открывалась тягуче, являя что-то вроде двойной пилы. Долю мига спустя его просто снесло.

— Лежать! — Герман схватил наконец автомат и метнулся, чтобы уложить Надю на пол, под сиденье, но она была уже там, среагировала сама. Герман ударил по кнопке, поднял пуленепробиваемое стекло между собой и ведьмой и выскочил из машины, левой рукой выхватывая пистолет. Оставить Унгерна сзади он не рискнул бы.

Чудовище отлеплялось от стены дома, в которую его вбил воздушный снаряд, отряхивало обломки. Его силуэт казался поломанным, руки — длиннее, чем надо. Кто-то упал на него сверху. Унгерн отбросил его стремительным, мощным, как молот, ударом. Герман нажал на спуск. И продолжал стрелять.

Очередь вбила Унгерна обратно в стену, чуть не разрезав пополам. Он дёргался, жуткая чёрная кукла, пытаясь прыгнуть. Пули вскрыли грудную клетку, и Герман увидел внутри что-то белое. Льдистый блеск, твёрдый, неуязвимый. Он перенёс огонь вверх, на голову, но пули ударили в стену — Унгерн нырнул за искорёженный мотоцикл. Он был быстрей человека — любого. Он был как ветер.

Герман достреливал последние пули магазина, зная: Унгерн бросится, когда он станет перезаряжать. Ну нет… Молниеносно продев правую руку в ремень автомата, чтобы не бросать его, он перехватил пистолет двумя. Унгерн выпрямился, поднимая мотоцикл для броска, и Герман понял, что ошибся. Он выстрелил ещё раз, прямо в белое пятно, рванулся влево…

Второй атакующий ударил в Унгерна, как снаряд, опять приложив о стену. Герман услышал треск, будто ломались сухие ветки. В мешанине двух тел и обломков разбитого мотоцикла Герман не видел, куда стрелять, и приблизился на несколько шагов, чтобы прицелиться как следует.

— Стой! — Надя лезла из машины, к смерти, дурочка. — Попадёшь в Алёшу!

Она повисла на его руке, мешая целиться. Герман перехватил оружие левой. Надя боролась, как рассерженная кошка. У стены ничто больше не шевелилось.

Герман схватил девушку сзади за шею, отвёл назад, за себя, присмотрелся. Алёша Авдеев — а это был он — пригвоздил Командора к земле. И держал, вжимая в плитку одной рукой и плавно занося вторую для последнего удара. Оружия у него не было.

— Не надо, — жалобно мявкнула Надя. — Не убивайте. Алёша, не бей.

Командор не шевелился. Алёша смотрел прямо в его жёлтые глаза.

— Добей его, — сказал Герман.

Командор открыл пасть, грозя частоколом зубов, как гвоздей, неровных и тёмных, бесшумно скалясь. Алёша ударил — как молот станка, ребром по костлявой шее.

Там треснуло. Надя судорожно втянула воздух. Алёша отпустил добычу и поднялся.

— Поправится, — сказал он.

Тело Командора осталось на земле в обломках мотоцикла, как поломанная кукла. Манекен для краш-тестов.

— К чертям, — и Герман шагнул к нему, чтоб сделать контрольный выстрел. Надя прыгнула и вцепилась ему в руку. Герман опустил оружие, осторожно отцепил от себя подзащитную, включил предохранитель, на всякий случай ещё нажал спуск. Выстрела не вышло, и он спокойно направил дуло в лоб девушки.

— Больше так никогда не делай, — сказал он.

Надя глядела прямо перед собой, Герману в грудь, упрямо молча.

От стены раздалось хрипящее шипение, будто негодный насос качал воздух.

Командор открыл глаза и, глядя на Алёшу, сказал совершенно будничным тоном, словно и не Алёша десять секунд назад сломал ему шею:

— Тебе придётся её охранять, пока я не поправлюсь. Анну, она живёт в этом доме.

— Ты не поправишься, — бросил Герман. — Тебя казнят.

— Тогда навсегда. Или пока террористы живы — организация ПКП, Последний крестовый поход. До последнего человека.

— Ну нет, — заявила Надя. — Алёша её охранять не будет, я не хочу. Он мой друг, а не ваш ресурс. Пускай ФСБ — …

Алёша приподнял руку — обожди — и сел на корточки рядом с Унгерном. Он рассматривал поверженного врага, как диковинную какую-то вещь. Злое чудо.

— Окей. Я попрошу отца, чтоб ей дали охрану.

— Хорошую. Вроде тебя, — скрипнул Унгерн. Алёша кивнул, ткнул пальцем в лужицу чего-то тёмного у лежащего тела, жидкого, маслянистого, словно нефть, и поднёс к глазам. Потёр, понюхал. Потом так же поднял и рассмотрел выбитый из груди Командора крохотный льдистый осколок.