Кэтрин Фишер - Скарабей

Аргелин склонился над одной из карт и водил по ней пальцем. Он поднял голову и увидел Сетиса, и в его глазах вспыхнул лихорадочный блеск.

— Я уж начал думать, что твои косточки гниют где-нибудь посреди пустыни. — Он выпрямился, прислонился к столу. На генерале поверх грязной красной туники были надеты кожаные доспехи, руки оставались голыми, под изуродованной шрамами кожей бугрились мускулы.

Сетис ответил:

— Путешествие было долгим.

— Вижу. — Генерал холодно усмехнулся. — Оно оставило на тебе следы.

«И на тебе тоже», — подумал Сетис. В глазах генерала блестел странный огонек, и у Сетиса мороз пробежал по коже. Алексос рассказал ему, как погибла Гермия; теперь Сетис догадывался, что Аргелин в тот момент убил многое и в себе самом.

— Полагаю, его нет в живых, нашего маленького Архона? Ты бы не пришел, если бы дело не выгорело.

— Он мертв. — Ложь легко слетела с губ. Он сам подивился своему ровному голосу.

— А золото?

— Мы ничего не нашли.

— А его волшебный Колодец?

Сетис пожал плечами.

— Мы дошли до Гор. Мальчишка только и думал — как бы поскорее на них забраться. На вершине самой высокой горы мы нашли пещеру, а в ней — лужу с водой. Он заставил нас выпить из нее. Вода была холодная и отдавала металлом. — Он помолчал, потом подошел к незастеленной кушетке и сел, вытянув ноги. Аргелин смотрел на него, но ничего не говорил.

— Той ночью налетела буря. Сгустились тучи, сверкали молнии. Мальчишка плясал и пел под дождем. Считал, видно, что это он сам его вызвал. Побежали ручьи, они наполнили водой сухое русло Драксиса. Вы об этом знаете.

И в тот миг что-то произошло. Всё спокойствие Аргелина разом улетучилось. Сетис торопливо продолжал рассказ:

— На следующий день мы спускались по веревке. Я шел последним. Мальчишка карабкался по отвесному утесу. Он упал — скажем так.

— Ты перерезал веревку?

Сетис горько улыбнулся.

— Вы были правы. Это оказалось легче, чем я думал.

— Не сомневался. Похоже, ты без труда преодолел угрызения совести.

Сохранять улыбку было нелегко. Поэтому он дал ей развеяться.

— Я понял, что у меня нет никакого выбора.

Аргелин не сводил с него глаз. Потом кивнул.

— А остальные?

— Мальчишка откуда-то привел двух человек. Один из них — пьяница, второй — вор. Я оставил их в оазисе Катра.

— Они слишком много знают.

— Они знают, что если раскроют рты, то будут держать ответ перед вами. — Он опять пожал плечами. — Хватит с меня одного убийства. — Он попытался вложить в эти слова как можно больше скрытой муки, подавленных сожалений, чуть-чуть страха.

Наверно, ему это удалось. Аргелин долго всматривался в него, потом взял серебряный кувшин и налил два кубка вина. Протянул один Сетису.

— За смерть Бога.

Сетис взял бокал и, хоть страх пробирал его до костей, уверенно поднял его.

— За смерть Бога.

Вино было кислым и обожгло горло, но он был благодарен за него. Теперь надо разубедить себя в том, что самое страшное позади. Потому что его ждут самые тяжелые испытания.

— Ошибаешься, — говорил ему Аргелин, рассеянно копаясь в папирусных свитках. — Выбор есть всегда. Полагаю, ты уже обнаружил, что твой отец и сестра ускользнули из-под моей… опеки. Ты знаешь, где они?

Как нелегко оказалось не выдать себя! Губы невольно сжались, Сетис процедил:

— Сейчас знаю. А тогда — не знал.

— Расскажи мне, где они.

— У друзей.

Аргелин улыбнулся.

— Какая полезная вещь — друзья. На, получай свою награду. — Он достал свиток, поглядел на ярлык, развернул на столе. Даже отсюда Сетис видел, что папирус испещрен клиновидными значками, среди которых попадаются картуши и сине-золотые иероглифы, обозначающие Бога и Царицу Дождя.

— Если не ошибаюсь, мы говорили о должности квестора. — Аргелин взял со стола перо и обмакнул его в чернила. Взглядом пробежал текст, со злостью вычеркнул священные имена, заменив их собственным. Из-под кончика пера летели чернильные брызги. — Я держу свои слова. Я мог бы убить тебя, но считаю, что ты можешь опять принести пользу. И еще я считаю, что деньги помогают хранить молчание. Еще увидев тебя в первый раз, я сразу понял, что тебя можно купить. — Он даже не пытался скрыть презрение.

Сетис встал, отставил серебряный кубок. Тот звякнул по запачканной инкрустированной столешнице.

— Не хочу я быть квестором, — тихо произнес он.

Перо остановилось на полуслове. Аргелин повернул голову; не успел Сетис и глазом моргнуть, как он уже стоял перед ним с длинным кинжалом в руке.

— Нет… нет, я не о том…

Генерал подошел ближе, поднес кинжал к лицу Сетиса. На бронзовом клинке с зубчатыми краями заплясали блики пламени. Его кончик остановился в дюйме от правого глаза Сетиса.

— Слепой писец никому не нужен, — проговорил Аргелин. Его голос зловеще притих, пальцы, сжимавшие рукоять, побелели.

На миг у Сетиса закружилась голова, земля ушла из-под ног, мир завертелся. Безумие Аргелина звенело в воздухе, как струна, он ощущал на губах его соленый вкус. Оно черным сгустком повисло в воздухе.

И тут с потолка упала одна-единственная капля воды. Она попала генералу на запястье; он вскрикнул и смахнул ее, яростно растер кожу, закричал, глядя в каменные плиты потолка:

— Ты! Опять ты!

Сетис отшатнулся. Аргелин словно не заметил этого, он развернул кинжал острием вверх, будто защищаясь, запрокинул голову.

— Где ты? — рычал он. — Вползаешь украдкой, капаешь, течешь, но я тебя найду. Мое возмездие еще не началось! Ведьма, тварь водяная! Я разобью и сожгу все твои статуи, сотру твое имя с миллионов стел, порву все папирусы, где хоть словом упоминается о тебе! Ты навеки исчезнешь с лица земли! Люди будут получать воду только в дар от меня; она потечет по каналам, проложенным моими рабочими, через насосы и шлюзы, управлять которыми буду я. И никакой Царицы Дождя. — Он опустил кинжал, его голос стих до еле слышного шепота: — На свете есть только один Бог — это я.

Наступило молчание. Из гавани доносился еле слышный перестук молотков.

Лицо Аргелина покрылось потом, стало серым.

В дверях появились сотник и еще три человека. Они в смущении застыли на пороге, обнажив мечи, и обвели комнату быстрыми взглядами.

Сетис отклеился от задней стены.

— Чего тебе? — хрипло спросил Аргелин.

Сотник обливался потом.

— Здесь кричали, господин. Я подумал…

Аргелин гулко, протяжно расхохотался. Казалось, он только что заметил, что его пальцы держат кинжал. Он посмотрел на него и со стуком уронил на крышку стола.