Андрей Звонков - Дорога на Регалат

— Дура!

— Не ругайся… — Атрелла не обиделась, она скинула блузку и принялась гладить обнаженную грудь: — Как думаешь, не маленькая? Может быть, подрастить? Я попрошу Варру.

— Прекрати, — попросил Орингаст. — Ты не настоящая.

— Я намного лучше настоящей, — надула губки полуобнаженная девушка. — Я красивее нее, ведь правда?

— Нет! — Орингаст перевернулся, цепляясь за цепь: — Ты омерзительна! Уйди… Или покажи свое истинное лицо!

Монстр жрал. Он сидел на четвереньках на полу и обеими руками забрасывал в рот что-то, что Орингасту никак не удавалось рассмотреть. Атреллы не было. Немигающий взгляд не сходил с фигуры Орингаста. Тот никак не мог понять, что же жрет пучеглазое страшилище. И вдруг понял: оно не ест, а достает что-то изо рта! Достает и бросает на пол. Орингаста передернуло. "Где я? Что тут происходит?".

Стены растаяли, а телохранитель, подвешенный на крюке за позвоночник к самому небу, воспарил над бесцветным миром, разлинованным на квадратики. Внизу сновали люди. Они смотрели на Орингаста. Смотрели молча. Люди шли по дорогам. Их потоки пересекались, но они не сталкивались, с математической четкостью проходя по одному через промежутки. Куда они идут? Этим дорогам не видно конца. Орингаст пытался понять хоть что-нибудь — и вдруг осознал, что по одним дорогам идут мужчины, а по другим женщины. Поперек друг друга. У них нет времени поглядеть друг на друга. И все они наги и босы. Цепь потянула его вверх, и все квадраты закрутились в замкнутые круги, большие и маленькие — мир оказался круглым, и люди двигались по бесконечному маршруту. Он понял, что это мир мертвых — царство Нэре. Зачем ему это показали?

— Это не твой мир, — ответил кто-то.

— У меня нет мира, — сказал Орингаст, — я же не бог.

— Мир у каждого свой. Ты его создаешь всю жизнь, а когда она заканчивается, приходишь в него.

— А этот чей?

— Одного математика. Он всю жизнь вычислял отношение длины окружности к радиусу, так и не женился и детей не завел.

— При чем тут я? Я не собирался прожить жизнь, вычисляя какую-то ерунду…

Орингаст поискал, откуда шел голос. Он никак не мог понять, кто говорит. Монстр перестал жрать. Он крутил башкой в одном направлении, будто она была насажена на кол.

— Ты уснешь. Ты же хочешь спать? Устал? Засыпай! — предложил голос.

Орингаст поник головой. Он висел над алтарем, и цепь медленно опускалась все ниже. В полутемном зале не было никого. Орингасту снилась Ивинсольская академия. Сержант скомандовал отбой. Первый курс. Как же хочется есть…. Желудок просто сводит от голода, он свернулся в кулак и толкается в горло. Курсант Браго натягивает одеяло до самого носа, при этом тощие ступни вылезают наружу. Надо поспать. Надо поспать… Глаза закрываются…

— Рота, подъем!

Орингаст дернулся. Прямо перед глазами переливались хрустальные иглы… Голос сержанта еще стоял в ушах. Воин, как обезьяна, подтянулся на цепи повыше. Цепь петлей свисала к алтарю. Орингаст подтянул ее к себе и завязал скользящим узлом, просунул в эту петлю одну ногу до колена и повис, уже не балансируя, будто на качелях. Маленькая победа. Хватит теперь цепи до алтаря?..

Жертвенник втянул иголки.

— Мне нравится, как ты держишься, — сказала женщина. — Настоящий воин. Сколько ты еще так провисишь? Час? Два? Ты уже устал. Какая выгода так себя изнурять?

— Жизнь выгоднее смерти, — ответил Орингаст.

— Позвольте не согласиться, — возразил мужчина. — Это недоказуемо. Смерть — это всего лишь переход от одного вида жизни к другой.

— У вас, стало быть, тоже можно умереть? — усмехнулся Орингаст.

— Конечно, — хором откликнулись мужчина и женщина.

— И куда же попадают умершие мертвецы?

— Это зависит от того, как они жили.

Орингаст помотал головой:

— Где жили? В царстве мертвых?

— Конечно, — опять хором повторили странные собеседники.

Орингаст чуть сполз по цепи. Его ноги оказались свободны. Связанная им петля исчезла.

— Ты напрасно сопротивляешься, — заметил мужчина. — Что тебе в этой жизни? За что цепляешься?

— Я не хочу расстроить маму, — ответил Орингаст.

— Мама совсем не расстроится, — сказала женщина. — Она тоже скоро будет здесь, вы встретитесь. Неужели ты не хочешь ее увидеть?

Орингаст усмехнулся:

— Если она узнает, что я умер, она тоже умрет от горя? На это намекаете? Почему вы так уверены, что я скоро сдамся?

— Потому что это выгоднее, чем мучиться, — хором заверили мужчина и женщина.

— Зачем я вам нужен? Что проку от простого воина?

— Единственный наследник рода князей Браго — это не простой воин. Вас ждет жизнь в почестях и славе.

— Какая жизнь? У вас?

— Да, у нас. Вы — повелитель… в своем мире.

— Все это ложь! — Орингаст начал подниматься. — Почему вы врете?

— Потому что это выгодно.

— Вы мне надоели. Эта жрущая пучеглазая морда забавнее вас.

— Тебя забавляет Ажгар?

— Кто такой Ажгар? — Орингаст не рассчитывал на правдивый ответ.

— Он привратник. Демон дверной.

— Всего лишь привратник? А почему такой мерзкий?

— Это его изнанка, а лицевая сторона — само обаяние! Он считает души.

— Он их жрет!

— Его рот — всего лишь дверь…

Орингаст открыл глаза, увидел, что до сверкающих иголок остались считанные сантиметры, намотался на цепь и потуже захлестнул ею руку, чтобы не раскручиваться.

— Что за хрень?

— Дай каплю своей крови, и твои мучения закончатся.

— Не дождетесь, пока силы есть…

— А когда ты сам упадешь на алтарь в изнеможении, ты станешь слишком дешев, — процедила женщина. — Продавать себя нужно, когда сил еще много и тело красиво.

— Я не продаюсь.

Орингаст никак не мог понять, где его собеседники. Храм жил какой-то своей жизнью. Кто все эти люди или нелюди?..

— Чушь! — фыркнул мужчина. — Всё имеет свою цену и все имеют. Пока ты молод, здоров и силен, ты стоишь дорого, когда состаришься и одряхлеешь — станешь дешев.

— Или бесценен, — возразил Орингаст из-под потолка, — потому что обрету жизненный опыт и мудрость.

— Все это глупости. Совсем не обязательно прожить жизнь, чтобы стать умным. Ты много видел умных стариков? Они тупеют. Их дешевле уничтожить, пока годятся хотя бы на удобрение, — женщина возникла рядом.

— А как же любовь? — спросил Орингаст. — Ведь я люблю моих стариков.

— Пока ты их редко видишь, и пока они крепки и могут сами делать все необходимое, есть, спать, ходить. А когда они одряхлеют и не смогут обходиться без тебя, ты проклянешь все на свете, и их в первую очередь. Ты их возненавидишь, и единственно о чем станешь думать — так это о тех деньгах, которые тебе придется уплатить в храме Нэре за утилизацию тех, кого ты когда-то любил, а теперь ненавидишь, — женщина висела перед Орингастом прямо в воздухе.