Михаил Ахманов - Другая половина мира

— За ночь прошли две трети соколиного полета. Ветер, хвала Сеннаму, попутный, люди бездельничают. На «Одиссаре» подрались твой человек и мой; у твоего царапина на ребрах от ножа, а мой, гнилое семя, лежит с отбитой задницей и свернутой скулой. На «Сириме» аххаль госпожи, этот голосистый Цина Очу, вывалился из хогана, подвернул ногу; ну, лекарь ее вправил. С верхней реи «Арсоланы» видели морского змея. Здоровый, триста локтей длиной, и с гребнем, как парус тино… — ОКаймор помолчал, огладил перевязанный бок и, выпустив в небо пару сизых колечек, добавил: — На палубах «Тофала» и «Кейтаба» все тихо, светлорожденный. Ни споров, ни драк, ни краж.

Степенно кивнув, Дженнак опустился на пальмовую циновку. Похоже, дел сегодня будет невпроворот, мелькнуло у него в голове.

— Из-за чего подрались два недоумка на «Одиссаре»?

— Играли в фасит. Мой парень сжульничал, подбросил палочку цветов Коатля. Твой заметил, отдал проигранные чейни, а после добавил еще — кулаком в глаз. Ну, тут мой обиделся и пошел махать ножиком… Но твой, клянусь клювом Паннар-Са, сильно его не бил! Только пятками по заднице.

— Пусть добавят, — велел Дженнак. — За то, что выхватил нож. Бить по правой руке фаситной палкой — той самой, цветов Коатля. Бить, пока палка не станет цветов Одисса. Но костей не ломать!

— Справедливо! — согласился О’Каймор. — А твоему что?

— Бить его нельзя, воинов Очага Гнева у нас не бьют. Да и побоев он не заслужил, ибо оружием в драке не пользовался. Однако виноват! Забыл пословицу про кейтабцев.

О’Каймор вытащил скрутку и ухмыльнулся, растянув рот чуть ли не до ушей.

— Это верно! Кейтабцу только покажи серебро! Останешься без серебра и без шилака!

— Без серебра… — протянул Дженнак. — Пусть так и будет! Проигранное моим человеком останется у твоего.

— Справедливо! — опять повторил тидам. — Одному палки и чейни, а другому пустая сума… В назидание! Справедливо!

— Что до Цина Очу, — начал Дженнак, — то с чего бы ему вываливаться из хогана? Человек он в летах, но крепкий. Может, кто его подтолкнул? К примеру, Паннар-Са?

Можно сказать и так, благородный господин, можно сказать и так. Ар-Чога передает с «Сирима»: мол, вышел вчера жрец на балкон, чтобы сотворить Ночное Песнопение, воздел руки к луне и звездам, вдохнул воздуху, напрягся-а тут корабль покачнуло. Он и полетел вниз. Хорошо, не головой! И хорошо, что не за борт! Может, переселить его в нижний хоган? Пусть поет с палубы!

Дженнак покачал головой:

— Нет, так не годится, почтенный. Госпожа Чолла говорила мне, что в Арсолане положено славить богов с возвышенного места.

— А если он снова свалится? Нехорошо, мой господин, когда жрец падает, творя священное Песнопение! Люди подумают, дурная примета!

— Пусть лекарь присматривает за ним. Привязывает веревкой, коль есть нужда, — распорядился Дженнак. — Передай! И насчет драчунов тоже!

Тидам кивнул, подозвал сигнальщика, и вскоре над водой , рассыпалась звонкая дробь барабана. Барабаны с остальных четырех судов откликнулись: оба приказа были поняты и приняты к исполнению. Дженнак уже немного разбирал морской кейтабский код; память у него была хорошей, а слух привычен к грохоту била по упругой коже.

— На сегодня ты всех рассудил, светлорожденный, — заметил О’Каймор и потянулся к ящичку, стоявшему у правого его колена.

«Рассудил! — подумалось Дженнаку. — Не хуже, чем братец Фарасса!» На миг щекастая физиономия главы глашатаев мелькнула перед ним в ореоле из белых соколиных перьев, сменившись мертвым лицом Вианны. Он отогнал оба видения. Смысл их был понятен давно: боги предупреждали его об опасности, о том, что, пока жив Фарасса, он, Дженнак, может последовать за возлюбленной в Великую Пустоту. Собственно, тот случай в Хайане…

Он покосился на перевязанный бок О’Каймора, но тидам словно не заметил его взгляда. Вытащив из ящичка табачную скрутку, он протянул ее Дженнаку:

— Позволь угостить тебя, светлорожденный!

То была привычная часть утреннего ритуала: О’Каймор пытался соблазнить его, а Дженнак отвергал соблазн. Особого смысла в том не было; многие воины-одиссарцы уже переняли кейтабскую привычку, и многим она пришлась по вкусу. И скоро с Островов начнут привозить в Серанну новый товар — такие вот коричневые палочки из туго скрученных листьев. Кейтабу — доходы, Одиссару — расходы!

— Отведаешь вина? И рыбы? — Тидам повернулся к кувшину. — Или хочешь мяса? Я прикажу…

— То, что растет на земле, полезней того, что бегает по ней, — усмехнувшись, произнес Дженнак. — Утром положено не пить вина, а есть маис, тыкву и ананас, томаты, бобы, орехи либо земляные плоды. Ну, в крайнем случае, грудки керравао да запеченных в панцире черепах.

Поглаживая перевязанный бок, О’Каймор уставился на него.

— Клянусь веслом и мачтой! И кто же такое сказал?

— Мой жрец, почтенный Чоч-Сидри!

— Вот он пусть и трапезует тыквой да орехами, — тидам протянул Дженнаку чашу. — А мы, хвала Шестерым, не жрецы!

Они помолчали, смакуя вино. Напиток с Кайбы был не розовым и сладким, не кисловатым, как белое и красное сераннское, а терпким, золотистым и непривычно крепким. Лоза, из которой его давили, произрастата только в окрестностях Ро’Кавары.

— Как твоя рана? — спросил Дженнак.

— Ха! Кожа уже наросла. Этот Синтачи хороший лекарь, куда лучше Челери. И снадобья у него хорошие. Видать, сам Арсолан ему ворожит! Или Одисс, твой прародитель!

— Возможно. Арсолан справедлив, а Одисс помогает тем, кто не ленится шевелить мозгами… Однако тебя они не защитили. Как и Сеннам… — тихо произнес Дженнак, опуская глаза.

— В том нет их вины, как и твоей, господин! Судьба и случай сильнее богов. Что уж говорить о людях!

— Вины, быть может, и нет, но чувствую я себя виноватым. Ты был нашим гостем и понес ущерб в Уделе Одисса.

— Но не от вашего оружия! А ведь сказано: убереги Мейтасса от когтей ягуара, зубов гремучей змеи и мести атлийца! Хоть я и не смог вспомнить того ублюдка… - ОКаймор наморщил лоб и машинально коснулся своего медальона с изогнувшейся над пальмами волной. — Не смог, клянусь щупальцами Паннар-Са! Может, я судно утопил, на котором плыли его родичи? Наверняка утопил! Иначе с чего бы он на меня взъелся? Тухлая акулья требуха!

«Не на тебя, — подумал Дженнак, — не на тебя…» Веки его сомкнулись, и он будто бы очутился на краткий миг в шумной и пестрой хайанской гавани, меж пирсами, где покачивались кейтабские суда, перед выстланном циновками двориком харчевни. Двадцать два дня назад… Или уже двадцать три?..

Новости, как звуки сигнального барабана, — грянут, когда их не ждешь.