Саймон Браун - Рождение империи

– Вот ублюдок! – негромко выругалась стратег, с решительным видом подошла к кровати и ладонью раздавила жука.

Она вытерла руку о край матраца и мысленно поблагодарила судьбу, что рядом с ней не было Китайры: при виде гнусного насекомого, копошащегося в постели, ее возлюбленную наверняка хватил бы удар.

Место укуса перестало болеть, но Гэлис какое-то время держала руку прижатой к ранке, чтобы остановить кровотечение. Разбитая, раздраженная тем, что ее сон прервали, она откинулась на подушках, предварительно пошарив рукой в поисках других незваных гостей. Ничего не найдя, девушка вновь попыталась уснуть.

Корабль застонал.

Неожиданно налетел порыв ветра. Захлопали паруса.

Место укуса начинало чесаться.

А еще Гэлис затосковала по Китайре. Это было нечто большее, чем обычное плотское желание. Скорее – тоска. Любовь, похоть, одиночество – все это слилось воедино, разливаясь в ней подобно… подобно крови из раны.

Гэлис вскрикнула и снова села в постели. Ночь была теплой, но стратег чувствовала себя страшно одинокой в тесной каюте. Раньше ей казалось, что она постепенно привыкает к путешествию по морю и что со временем даже войдет во вкус, но такие ночи заставляли Гэлис усомниться в этом. Ей хотелось вновь почувствовать под ногами сушу. Там можно встать с постели и пройти долгие мили, не повстречав ни одной живой души. Здесь же, в море, девушку окружала великая пустота, но в ней нельзя было скрыться. Стратег чувствовала себя словно в западне, в которую попала заодно с пятью сотнями других человеческих душ.

О, умей она летать как альбатрос или плавать как рыба!..

Или будь сейчас рядом с ней Китайра…

Эриот проснулась от того, что кто-то легонько тряс ее за плечо. Она с трудом разлепила веки и увидела перед собой смутные очертания человеческой фигуры.

Арден!

Первое, что пришло ей в голову: почему это она машинально не отстранилась от бородатого великана?..

Странно.

– Нам надо срочно поговорить, – прошептал Арден.

– Прямо сейчас? – Эриот осмотрелась по сторонам. Кажется, все вокруг спят. – А сколько времени?

– Час до рассвета.

– О чем ты хочешь поговорить?

– Как защитить себя, – ответил Арден.

Он сел перед девушкой, подобрав под себя ноги.

– Защитить себя – от кого? – недоуменно поинтересовалась Эриот.

– От тех, кто намерен использовать нас как рабочий скот. Девушка растерянно заморгала.

– Ты что, замышляешь мятеж?

Арден отрицательно покачал головой.

– Нет, это не пройдет, нечего даже надеяться. Эта белокурая бабенка была права, – ответил он с улыбкой. – Мозговитая особа.

– Тогда о чем ты?

– О том, что надо объединяться против Кевлеренов. Это по их прихоти мы все здесь оказались.

– Все, но не я, – поправила его Эриот.

Арден несколько мгновений пристально смотрел на нее.

– Верно. Все, кроме тебя. Розалла сказала, что ты вроде бы как безбилетный пассажир. Но что касается остальных – то я прав. И Кевлерены выжмут из нас все соки, как только мы окажемся на Новой Земле, помяни мое слово. И из тебя, между прочим, тоже, вне зависимости от того, как ты попала на этот корабль.

Эриот не знала, что ему возразить. Она не могла понять, почему Арден завел с ней подобный разговор, но вид у великана был серьезный, и это встревожило девушку.

– Как ты сказал? Выжмут из нас все соки? Но мы же не рабы.

– Это еще как сказать, – ответил Арден. – Ведь большинство находится здесь против собственной воли. Нас вырвали из тюрем и работных домов, не спросив согласия… Неужели ты думаешь, что те, кто всем заправляет, позволят нам разбрестись в разные стороны, как только мы ступим на сушу?

– А кто здесь всем заправляет? – спросила Эриот.

– Мне пока неизвестно, кто тут самый главный, кто дергает капитана Авьера за ниточки, словно марионетку… да и других капитанов тоже… но в конечном итоге на самом верху всегда оказывается какой-нибудь Кевлерен.

– Я смотрю, ты их не слишком жалуешь. Я имею в виду Кевлеренов.

– Дело вовсе не в том, люблю я их или нет.

– Тогда о чем ты? От кого надо нас защищать?

– Я хочу создать гильдию. Гильдию колонистов. И постараюсь сделать так, чтобы в нее вступили все.

– Гильдию?.. А какая от нее польза?

– Будем трудиться все вместе. И потому договоримся о том, что мы согласны делать, а что – нет. Кто бы ни отдал распоряжение, станем выполнять его в соответствии с нашими собственными принципами.

– Принципами?..

– Ну да, – с воодушевлением произнес Арден. – То есть дадим понять им, какие вещи нас устраивают, а какие – нет. Если будем держаться друг друга, то сможем за себя постоять сразу же, как только сойдем с корабля на далеком берегу.

– А как же колонисты на других судах? Как мы им об этом расскажем?

– Сначала все организуем на «Ханнема». А когда высадимся на Новой Земле, то собственным примером убедим остальных.

Эриот с подозрением посмотрела на Ардена.

– А кто возглавит эту твою гильдию?

Арден глубоко вздохнул, но ничего не ответил.

– Ага, понятно, – усмехнулась девушка. – Теперь наш милый начальник – ты. Тебе очень хочется сравняться с теми, кто наверху. – Тут она ткнула пальцем в потолок.

– Ни за что! – воскликнул Арден, явно задетый ее словами. – Только не я! Из меня никогда не вышло бы хорошего лидера… – Он умолк и нервно облизнул губы.

Эриот подумала про себя, что это выглядит довольно странно, если учесть его рост и внушительную внешность.

– Только не я, – повторил он. – Видишь ли, мне думалось о ком-то таком, кто мечтает обосноваться в колонии, кто надеется начать там новую жизнь… О человеке, которому небезразличны другие люди. Он уже успел проявить мужество, ему уже случалось вставать на защиту слабых и удалось заслужить их уважение. Умный и сильный духом…

– Послушай, ты это серьезно? – перебила его Эриот. – О ком это ты подумал?

– Конечно, серьезно, – ответил Арден убежденно. – Я подумал о тебе.

ГЛАВА 18

Под началом тысяцкого Маркеллы Монтранто имелось всего три десятка воинов, однако, по мнению Паймера, он держал себя так, будто командовал целым полком.

Маркелла восседал в седле подобно генералу, позирующему перед скульптором. Одна рука, затянутая в перчатку, держит поводья и картинно прижата к бедру; другая, без перчатки, покоится на рукоятке сабли. Грудь выпячена вперед, спина ровная, лицо повернуто к окружающим в три четверти. Одним словом, герой высшей пробы.

Паймер находил такую напыщенность смехотворной. Чего ради вся эта показуха? Неужели только из-за того, что тысяцкому выпало сопровождать пожилого человека в рыжем парике?