Андрей Валентинов - Рубеж

Впрочем, неважно. Когда Заклятый проснется, его ждет кошмар наяву!

Вонзаю жало. И яд струится в человека по имени Рио, под защитные покровы, сразу в обе сплетенные души (хотя и не души это вовсе!) — яд реальности. Смотри!.. смотри! — погружена в многосон бдительная стража, ползет по полу человек с тухлым взглядом, спит, разметавшись, беззащитная женщина на дубовой кровати… смотри, герой!

В других обстоятельствах можно было бы сказать: «Герой вскочил, как ужаленный!» Но других обстоятельств у меня не было; и я едва не опоздал. Трудно было уловить грань пробуждения, и еще труднее — понять, в какой миг Заклятый, как был, нагишом, оказался за дверью, прихватив со стены меч. Все-таки он хорош, этот могильный курган для самого себя! И если мне удастся сделать себя прежним, а его — …

Думать получалось плохо. Все силы уходили на одно-единственное: не отстать от героя.

Силы ушли, и я не отстал.

— Отпусти ее! Слышишь, мразь?!

Все-таки времени прошло больше, чем предполагалось вначале. Ведьмач, вожак здешнего Ковена, ты хотел, чтобы я смотрел — и только?

Пожалуйста: я смотрю.

Тот, неподвижный изнутри, все же успел добраться до кровати. Сейчас он навалился на Сале всем телом, припал к ложбинке между шеей и плечом, намертво обхватив руками отчаянно сопротивляющуюся женщину. Насилует? Или… впрочем, герой Рио уже рядом. В темноте он видит куда хуже меня, но героям, как правило, достаточно силуэтов и собственного воображения. Рывок за волосы, удар рукоятью меча под ребра, прямо граненым медным яблоком, — и чужак, грязный, лохматый, кувырком летит в угол.

Чтобы спустя мгновение медленно встать глиняным големом.

Встать?! На Рио человек с тухлым взглядом не обращает внимания — негнущиеся, словно деревянные, ноги несут его обратно к кровати. Пальцы героя клещами впиваются в плечо насильника, но человек с тухлым взглядом походя отмахивается — и теперь в угол летит уже герой, чудом не порезавшись о собственный меч. Ну, давай же, Рио, вставай! Он встал, значит, сможешь и ты! Разве не видишь: его нельзя остановить, не убив! Убей! Брось в мир щедрую смерть со своего клинка! Преступи Запрет! Иначе… посмотри — у женщины на шее кровь! Кровь! Ты что, совсем ослеп?!

Заклятый бьет в броске с пола — снова медным яблоком рукояти.

По хребту.

Достигни удар цели, человек с тухлым взглядом упал бы со сломанным позвоночником, парализованный — но живой!

К счастью, удача теперь была на моей стороне: ночной гость, словно почувствовав опасность, в последний момент начал оборачиваться — отчего удар обрушился вскользь, разодрав одежду вместе с кожей спины. Желтые кривые клыки ощерились в лицо Рио, из выгребной ямы рта потянулась ниточка кровавой слюны. Острие меча угрожающе ткнулось в грудь чужака, напротив сердца, — остановись! стой, погибнешь! сдавайся! — две лапы в ответ ухватили клинок, но ноги, непослушные ноги подвели своего владельца.

Человек с тухлым взглядом упал вперед.

И меч вышел у него из спины.

Мироздание содрогнулось! Эфирные вихри хлестнули со всех сторон, сметая завесы, прорывая Рубежи, верша слияние возможного с невозможным! — сейчас, сейчас вода нарушения хлынет под корни Древа Сфирот, раскроются набухшие почки на ветвях, давая дорогу Истинному Свету, как уже было однажды, — и я наконец обрету цельность… Скорее, скорее, я устал ждать!..

Но почему слабеет невидимый ветер, иссякает влага чуда, почему вновь смыкается треснувшая было скорлупа?.. Не надо! Неужели снова… Ведь вот он, убитый, валяется на полу, с мечом в сердце, и над ним в оцепенении застыл герой Рио, нарушивший, нарушивший — НАРУШИВШИЙ!!! — Условие заклятия!

Почему?!

Заклятый нагибается над лежащим.

— Мертв, — бормочет он, судорожно дергая щекой. — Странно, уже окоченеть успел…

Существо на полу дернулось, и Рио невольно отшатнулся. Отчаянно завизжала на кровати перепуганная до смерти женщина, зажав ладонью рану на шее. Человек с тухлым взглядом рывком извлек из груди меч аккуратно положил его возле стены и сел.

— Сале, беги! — в крике героя стыло отчаяние.

— Сале? Нет!.. Сале, это правда ты?

Голос — хриплый и одновременно пронзительный — безумным скрежетом разорвал ночь, и даже Рио застыл на месте, словно налетев на невидимую преграду.

Этот голос нельзя было не узнать.

— Хоста?! — выдохнул герой; и я проклял удачу, обернувшуюся чудовищной насмешкой, — дважды просить у Заклятого смерть для одного и того же человека и дважды не дотянуться до вожделенной цели!

— Хоста?!! Что с тобой? Ты… тебя же убили, я сам видел! Обнаженный Рио присел на корточки перед живым мертвецом. Женщина, кажется, начала мало-помалу приходить в себя, но по-прежнему не могла вымолвить ни слова. Вместо лишних слов она молча потянулась к изголовью, где стоял тяжелый подсвечник на семь свечей и лежало огниво.

Я к тому времени обосновался на крючке стенной вешалки и мог не опасаться, что при свете меня заметят.

— Убили, — прошептал тот, кого раньше звали Хостой, стараясь пригасить свой жуткий голос. Это у него получилось плохо. — Убили меня, Рио. Холодно мне. Мертвый я. Мысли… сгнили мысли. Сале… ты хоть жива?

Вспыхнула свеча, за ней — другая, и люди наконец смогли рассмотреть мертвеца.

— Жива, — проскрежетал мертвец, и в тухлом его взгляде червями сплелись боль и облегчение. — Помрачение на меня нашло. После смерти… бывает. Я палач; я слышал. Добей меня, Рио! Я для тебя добивал, добей и ты… для меня. Крови я мало выпил. Вот-вот память уйдет — тогда я опять на вас брошусь. Отруби мне голову, Рио… пожалуйста. Ты не бойся, покойникам головы рубить — сущая безделица!.. я знаю, я палач…

— Я… я не могу, Хоста! Не могу!

— Добей! — бывший палач неожиданно вцепился в руку своего бывшего спутника поистине мертвой хваткой. — Упокой мою душу! Не хочу — так…

— А як же ты хочешь, катюга? — весело спрашивают от двери. — У рай до святого боженьки хочешь?! Некрещена душа, в чужой землице зарыта, чужими людьми кончена, — не, нема таким рая…

Старый ведьмач стоит на пороге. Хитро щурится на непотребную картину: голые мужчина с женщиной и оживший мертвец на полу.

Одно неясно, Панько: зачем тебе я как соглядатай понадобился?

— Ну что, ведьма роблена, не сладила сама с моим опырякою? — толстым ногтем пасичник скребет подбородок, ухмыляясь. — Велел же тебе пятки салом смазать — а ты упираешься, лезешь поперед батьки в пекло! Ладно, пани ясна, — на цей раз Панько тебя стращал, чтоб думала впредь, як ведьмачей за кожух… Неделю даю, на сборы, а больше не дам. Поняла, ясна пани?

— Зачем… зачем ты его? — вместо ответа на откровенную угрозу женщина кивает в сторону притихшего, сжавшегося в комок Хосты. — Зачем?!