Ольга Романовская - Лепестки и зеркало

  - Я вас надолго не задержу.

  Эллина не знала, как начать. Когда соэр сел на место, обратив на неё пристальный взгляд, вся решимость пропала. Гоэта заёрзала, зачем-то поправила прядь волос за ухом и низко опустила глаза.

  - Госпожа Тэр, я не буду вытаскивать из вас слова клещами. Если это касается дела Матео Хаатера, то материалы по финансовой компенсации морального и физического вреда у господина Шорша. Копии вам выдаст под роспись секретарь. По суду вам положено пятьсот лозэнов. Не обещаю, что сразу получите все деньги, но у господина Хаатера был счёт в банке... Словом, обратитесь к господину Шоршу, он вам всё разъяснит. Тридцать седьмой кабинет, третий этаж.

  - Я...я не из-за денег пришла, не нужны мне деньги. Я из-за вас.

  Соэр сделал вид, что не понимает.

  Эллина облизала пересохшие от волнения губы и попросила воды. Брагоньер налил ей стакан и напомнил об ограниченности во времени.

  - Тогда... ну, тогда я не говорила, что вы меня... Словом, я должна извиниться.

  - Госпожа Тэр, мы, кажется, прояснили этот вопрос. Если у того недоразумения будут последствия, то ни правовых, ни денежных проблем не возникнет. Единственное, предупреждаю сразу, разрешение на аборт не подпишу. Только по врачебным показаниям.

  - Я слышала, что вы ярый противник абортов, - слабо улыбнулась гоэта, - но ваше благородство ни к чему: последствий не будет.

  - Вот и прекрасно.

  Разговор явно не клеился.

  Эллина не знала, с какой стороны подойти, как попросить прощения у обиженного мужчины. Все эти дни её мучила совесть, и сегодня гоэта не выдержала, решилась придти и объясниться.

  - Я сделала вам больно, да? - вкрадчиво поинтересовалась она. Чтобы успокоится, Эллина встала и упёрлась ладонями о край стола. - Но я не хотела, право слово! Понимаю, вы сердитесь...

  - Вам кажется, госпожа Тэр, всё в порядке. Прошу извинить, но я занят, а ваши излияния утомляют. Мне вполне хватает сплетен за спиной, чтобы порождать новые. Вы ничем мне не обязаны, живите спокойно.

  - Не могу я спокойно! - не выдержав, всхлипнула Эллина. - Потому что я дура, потому что я не говорила, что мне не понравилось. Если хотите знать, то совсем наоборот. И я хотела тогда извиниться, но вы слушать не стали!

  - То есть я, по-вашему, в чём-то виноват? - Брагоньер смерил её недовольным взглядом и раздражённо, постепенно повышая голос, продолжил: - Госпожа Тэр, ваши умственные способности, ваши комплексы, предрассудки и поразительная нелюбовь к себе - чисто ваша заслуга. И не стоило ругать господина Датеи за то, что он так с вами поступил. Поступил так, как вы заслуживали, как вы сами того желали. Я не люблю затрагивать вопросы чужой личной жизни, но, раз уж вы начали, то её полнейшая неустроенность - только ваша вина.

  Гоэта удивлённо подняла на него глаза: эмоции не вязались в её сознании с образом соэра. Задумалась, с грустью подметила, что он прав, и попросила прощения. Потом заторопилась уйти, но Брагоньер удержал и молча налил ей коньяку. Эллина выпила, а потом начала оправдываться, объясняя, почему так поступила той ночью, заверяя, что очень хорошо к нему относится.

  - Просто не верю, что вы меня любите, - в заключении сказала она. Коньяк заметно развязал язык, позволив быть откровенной. - Вернее, что меня вообще любить можно. Потому что я некрасивая бедная дура, из которой даже любовница никудышная.

  Соэр шумно вздохнул, налил коньяка и себе. Выпив половину, решительно заявил:

  - Чтобы я от вас этой чуши больше не слышал!

  Гоэта кивнула, не став спорить.

  В кабинете воцарилось молчание. Прервал его Брагоньер. Голос его вновь обрёл строгий официальный тон.

  - Госпожа Тэр, я задам вам один единственный вопрос и рассчитываю получить на него честный ответ. Ни приплетайте к нему вашу совесть, благодарность и сословное неравенство. От того, что вы ответите, будет зависеть, как мы будем общаться в дальнейшем.

  Эллина кивнула, заверив, что готова его выслушать.

  - Мы взрослые люди, поэтому спрашиваю прямо: вы станете моей любовницей? Я мог бы назвать это иначе, но не вижу смысла.

  Гоэта задумалась и ответила утвердительно. Почему бы ни попробовать, она ничего не теряет. Представила себе удивление Анабель и улыбнулась. А что, подруга всегда хотела свести её с дворянином.

  Соэр взял руку Эллины и поднёс к губам. Потом наклонился и поцеловал.

  - Считайте, что прощение вы заслужили, но впредь будьте умнее. Надеюсь, я найду для вас занятие интереснее самобичевания, и вы о нём забудете. А теперь, раз уж вы всё равно здесь, заберите бумаги у госпожи Ллойды. Я подожду в холле.

  - Но как же ваши подчинённые... - недоумённо пробормотала гоэта.

  - Мои подчинённые поняли всё раньше вас и теперь делают ставки. Но ничего аморального их взору всё равно не предстанет. Итак, жду в холле. После на ваш выбор: могу отвезти пообедать, либо займёмся вашим внешним видом. Учтите, Эллина, мне не нравится ваш гардероб, и я планирую его сменить. Возражения не принимаются, попытки оплатить покупки тоже. Считайте, что я это покупаю для себя.

  Эллина усмехнулась, подумав, что вещи потом легко вернуть в магазин. Да и предпочтёт она пообедать, а не примерять то, что ей не нравится, непрактично и вызывающе. Платье гоэта намеревалась купить сама, благо самостоятельно зарабатывала и согласилась спать с Брагоньером не из-за денег. Заодно выберет то, что не станет пылиться. А то знает она мужской вкус: декольте побольше, лиф потеснее.

  Глава 13. Подведение итогов.

  Накрапывал дождь.

  Эллина вышла на крыльцо и открыла зонт. Сегодня она твёрдо решила закончить последнее оставшееся важное дело. Оставшееся на данный момент: гоэта убедилась, что судьба любит подбрасывать ей неприятные сюрпризы. Связано оно было с убийцей-моралистом.

  Хаатера казнили неделю назад. Эллина не присутствовала на экзекуции, но Брагоньер коротко рассказал, как всё прошло. Он не отказал себе в удовольствии взглянуть на то, как обидчик его любовницы взойдёт на эшафот.

  Приговорённого привезли на телеге, будто простолюдина. В кандалах и арестантской робе. Выглядел он плохо, едва держался на ногах, но, тем не менее, попытался произнести пламенную речь о грехе. Его прервали на полуслове, толчками заставив начать скорбный путь в восемь ступеней.

  Народ освистал проповедника. Кто-то назвал его позором дворянского сословия, но Хаатер их не слушал. Он слепо, упорно повторял, что общество загнило в похоти, тщеславии и иных пороках. С каждой минутой голос его креп - откуда только силы брались!