Кэрол Берг - Сплетающий души

Кто-то набросил плащ мне на плечи. Я застегнул пряжку у горла.

— Ты играешь замечательную музыку. Оставайся в Пределье, сколько захочешь. А если решишь вернуться, просто приди и скажи мне.

Я вышел прочь.

Снаружи башня Тома была приземистым, уродливым строением, словно осиное гнездо, прилепившееся к покрытому сажей подоконнику. Я сказал Вроуну, что хочу, чтобы о Томе позаботились, научили, как правильно жить в Пределье, — равно как и всех остальных, кого они с Обом и Занором притащили сюда. Если же они захотят вернуться домой, Вроуну следует отвести их обратно сквозь лунную дверь.

Затем мы направились к Голубой башне. Мне нужно было выспаться.

Как я и предполагал, они ждали меня у Голубой башни. Одиноки. Заполонив коммард так, что мне пришлось проталкиваться сквозь них, чтобы попасть внутрь, они благоговейно бормотали и падали на колени, пока я проходил мимо. Я этого не хотел. Ничего из этого я не хотел.

Глава 19

Условия жизни одиноков удручали меня. Я не понимал, как кладовые Голубой башни наполнялись ветчиной, утиными колбасами, апельсинами, шелком, в то время как у них не было ничего, кроме таппы, глины и камней. Ответ должен был таиться в саду. Я не верил, что Исток может сообщить мне хоть что-то полезное, так что решил предпринять собственное исследование, а у Истока спросить только в том случае, если не найду ответ сам.

— Надо разобраться со светом, — предложил я как-то, когда мы с Паоло осматривали основание утесов у водопада и аметистовую пещеру. — Отчего он здесь настолько ярок, что в этом месте даже могут жить растения?

Но только здесь. Ни один одинок, с которым я беседовал, даже среди тех, кто странствовал далеко, не знал в Пределье ничего подобного этому саду.

Бледно-желтые валуны громоздились вокруг водопада и грота, и скала там казалась не такой отвесной, как те, что окаймляли сад с других сторон. Бесчисленные тропинки теснились меж камней, обещая привести тебя выше, но либо сужались и таяли, либо внезапно обрывались, уперевшись в стену. Я выбрался обратно вниз из очередного такого тупика.

— Да весь этот мир странный. Я вот могу поверить почти во что угодно. — Паоло исчез за валуном вдвое выше моего роста, потом показался над ним, запрокинул голову и пожал плечами. — Стоит попробовать здесь. Хотя дорога выглядит не больно-то ровной.

Я протиснулся между валуном и скалой и взобрался по камням, встав рядом с ним. Точнее сказать, дороги там не было вовсе. Скорее это было похоже на пролет гранитной лестницы, предназначенной для ног раза в три длиннее моих. Множество устрашающих провалов были завалены рыхлыми каменными обломками. Мы полезли вверх. Путь лежал достаточно близко к водопаду, чтобы влажные камни предательски скользили под ногами.

В четверти пути к вершине водопада Паоло тяжело осел на широкий валун. Его преувеличенный стон, когда он выпрямил спину и широко потянулся руками в стороны, эхом отозвался в скалах.

— Адово пламя, я уже выдохся. Я, пожалуй, подожду тут, пока ты не соскоблишь меня с камня по пути обратно.

Неудивительно. Путь наверх становился все круче. Самочувствие Паоло заметно улучшилось за последние недели, но его ладони все еще оставались слабыми и лежали в повязках. А мне уже пришлось несколько раз подтягиваться на новые уступы на руках.

— Если я по пути вниз вдруг буду пролетать мимо тебя слишком быстро, тебе придется протянуть руку и поймать меня, — ответил я, вглядываясь в горячее марево.

К вершине я уже скорее полз, чем шел или карабкался. Это занятие требовало всех моих конечностей и сосредоточения. Кроме того, жара стала просто убийственной. Только брызги водопада и потоки воздуха, приводимого в движение мощной струей воды, не давали мне растечься жижицей.

В конце концов крутая трещина в скале привела меня на утес. Я малость отдохнул на гладком каменном склоне, который одновременно служил и выступом, и берегом реки, переливавшейся через его край. Подо мной лежал головокружительный обрыв и цветное пятно сада. Я не видел ни крыши, ни неба — что бы ни существовало над этим странным пейзажем. Огромные волны пара висели над рекой, которая с грохотом низвергалась за край утеса, окутывая все вокруг мерцающей дымкой. Скала подо мной была горячей на ощупь.

«Уже недалеко».

То, что я искал, было поблизости. Мои кости твердили мне об этом. Мои чувства и инстинкты настаивали. После короткой передышки я еще раз промокнул влажное лицо краем рубашки и начал карабкаться вверх от края утеса, чтобы увидеть, что же лежит за каменистой кручей. Когда я достиг вершины, сердце замерло у меня в груди.

Скала резко обрывалась вниз, переходя в мерцающую равнину — в берег огненного океана, моря солнечного света, колеблющейся золотой глади, которая простиралась далеко, насколько мне хватало глаз. Из этого простора ввысь поднимались столбы переливающегося сияния, золотого, бело-голубого, красно-оранжевого, нарастающие и рассыпающиеся, словно водяные смерчи и гейзеры, которые иногда встречают моряки в человеческом мире. Сверкающая дымка грозила ослепить меня; жар едва не опалял кожу до пузырей. Если я надолго задержусь здесь, у меня не останется сил на спуск.

В этом чуде, как и в лунной двери, как в саду или отодвигающемся Крае, не было чар, только само естество Пределья. И созерцание его оставляло у меня внутри теплое удовлетворение, словно добрая пища или хорошее вино.

Мне не хотелось касаться вещества, наполнявшего море. Даже стоять так близко к обжигающей воде — или огню, или чему бы то ни было — слишком изматывало. Но и отступить я не мог. Потому что огромный полумесяц берега, изогнувшийся вдоль реки там, где она вытекала из моря и тянулась через равнину, чтобы по дороге остыть и низвергнуться с края утеса, покрывал не песок, а золотистая галька размером с кулак, выброшенная морем и рекой.

Эти камни были ключом к жизни Пределья. Море и камни загорались и угасали в том же ритме, что и солнца, согревающие более привычные нам миры. Я не мог объяснить этого, так же как и отвратительную погоду Пределья, его зеленые звезды или отодвигающийся Край. Я просто знал. Если подождать до вечера, когда камни потускнеют, их можно будет собрать и перенести в руках, в мешке или на тележке. Если положить их в песчаную ямку в башне, они станут целебным светом греть и питать маленький садик.

Свет, еда, мир… Я мог этого добиться.

Распределить камни и растения, растущие в саду, стало моей важнейшей заботой. Если мне удастся закончить задуманное, у каждого одинока будут солнечные камни, чтобы выращивать небольшой садик в собственном оплоте. Имена по-прежнему оставались чем-то особенным, что одиноки могли получить только от меня. Я пользовался ими, чтобы отличать тех, кто изменял жизнь к лучшему и подчинялся моим законам. Но хотя из этого мы сделали пышную церемонию — по предложению Роксаны, — камни и растения получал каждый.