Тереза Тур - Часть вторая (СИ)

— Плохо? Ирвина? Он лишь отрицательно покачал головой — дождался, пока ко мне пришел Феликс — поклонился — и ушел.

— Что с ним? — спросила я у сына.

— Не знаю, — проводил он настороженным взглядом принца Тигверда. — Может, что-то с расследованием не так.

Пока лежала и приходила в себя, было время подумать. Я поняла, что жизнь моя и моих близких изменилась — и своим упрямством я просто-напросто подвергаю всех нас опасности. Поняла, что единственный мужчина, с которым хочу состариться — находится рядом со мной. Нравится мне это или нет…

Подумала еще немного, — и поняла — нравится.

В конце концов, в империи тоже есть чем заняться. С публикациями в газетах, что выходили изо дня в день — надо было что-то делать. Метаться от типографии к типографии и палить все — не лучший выход. В результате энтузиасты могут перейти на подпольную печать — и развлекайся потом с листовками. Да если еще на подобную «романтику» подсадить молодежь… Беды не оберешься! Все-таки полезная штука — история… Пора действовать! Вероника, вперед!

— Да, — отчеканила я, вторя своим мыслям, — и только потом поняла, кто ко мне пожаловал сам император. И не просто так, а с гневной речью, к которой явно подготовился:

— … Миледи — вы будете жить в империи! На этом все. Никакой работы, никаких путешествий, никаких машин. Никакой своей квартиры! Никакой дачи у родителей. Особенно дачи!!! И никаких возражений! Ни при каких условиях, слышите меня? Если ради вашей же безопасности мне понадобиться вас арестовать и препроводить в замок Олден — я так и сделаю! И я больше не желаю ничего слушать!!!

Я попыталась сказать, что пришла к тому же выводу — но его величество не пожелал меня слушать. Набрав в легкие воздуху побольше, он продолжил:

— Вероника, вы всегда представлялись мне женщиной разумной. Более того, мудрой. Вот откуда в вас сейчас это… ослиное упрямство? Придумайте, чем вы хотите заниматься, но живите! Слышите меня? Я не желаю видеть вас в луже крови со вспоротым животом. И не смейте мне возражать, это приказ! Приказ императора!

Что мне оставалось — только покачать головой — и подождать, пока Фредерик выговорится. А его понесло…

— Я долго терпел ваше самоуправство. И глупое стремление к самостоятельности! А вы подумайте вот над чем… Все уже случилось. Ваша жизнь изменилась. Как только ненаследный принц Тигверд объявил о помолвке — и представил вас мне как будущую жену. А уж тем более, когда вас представили ко двору. Вы можете бесконечно цепляться за то, что было раньше. Но чем раньше вы поймете, что возврата к той жизни уже не будет — тем больше у вас шансов выжить. А у нас — защитить вас.

Он на секунду остановился перевести дух. Понимая, что спич его величества далеко не закончен, я, пользуясь случаем, поспешила вставить пару слов:

— Мне бы хотелось навести порядок в имперской прессе.

— И постарайтесь на этот раз… Что? — оратор замер, и я заговорила быстрее:

— Я говорю, что согласна с вашими доводами. И уже придумала, чем хочу заниматься.

— А просто печь блины?

— Любимого сына не жалко, ваше величество? Я же выну бедному Ричарду мозг чайной ложечкой… И съем. Если буду сидеть без дела. Блины — это скорее… Смена деятельности, чтоб отвлечься, расслабиться, одновременно сохранить семейные отношения. Они довольно сильно зависят от блинов. По крайней мере, в нашем союзе.

— Вы… простили Ричарда? — расплылся в улыбке император.

Я кивнула — и печально добавила:

— Только он, когда почувствовал это — почему-то не обрадовался.

— Теперь ему осталось простить себя самого…

— Не понимаю.

— Заклятие… Вы так и не догадались, при каком условии оно спадет, и мой сын вспомнит все?

— Поцелуй? — предположила я, вспомнив сказку, которую любила в детстве.

Фредерик расхохотался:

— Что за вздор! Это-то здесь при чем?

Я лишь пожала плечами.

— Мне показалось, что вы догадались, Вероника.

— Нет… Не догадалась.

— Прощение. Вы прощаете его — он вспоминает все.

— И с чего его тогда так… Он же и так все знал — ему обо всем доложили.

— Одно дело — кто-то что-то рассказал. Другое — осознать все, что натворил. Это тяжело. Это страшно…

Мы замолчали. Я хотела сказать какую-то колкость — но не смогла. Император вздохнул и продолжил:

— Вернемся к делам. Мне показалось — или вы что-то говорили об имперской прессе?

Вот об этом — хоть сто порций!

— Я хочу издавать журнал. С новостями. И рассказами о самых значимых и популярных персонах империи.

— Лучше бы вы затеяли прогосударственную газету, — с насмешкой посмотрел на меня Фредерик. — После известия о том, что я якобы приказал расстрелять Ричарда, даже мне стало ясно, что надо что-то делать… Вы были тысячу раз правы, Вероника! Ваше знание истории… Ум. Впредь я буду внимательнее к вашим советам и идеям, какими бы взбалмошными они мне не показались на первый взгляд!

— Надо подумать, — растерялась я. — Над издательством газеты я не задумывалась…

— А в чем разница?

— Мне бы хотелось заняться развлекательным журналом. Практически сплетнями. Их ведь так любят в империи.

— Есть такое.

— Имперцы, и они в истории не исключение, особенно любят сплетничать о людях, которые стоят выше по социальной лестнице. Почему бы этим не воспользоваться? Информация о высшем свете и персонах у нас будет из первых рук. Я рассчитываю на вашу помощь. Думаю, у меня получится найти необходимых людей, привлечь их к сотрудничеству и наладить работу.

— Понимаете… Как-то не принято, чтобы Император или члены его семьи занимались издательским делом. — Вы сами сказали, что ситуация с газетами и журналами вышла из-под контроля. Можно поиграть в свободу слова, порадоваться, что правительство не контролирует все сферы жизни… Но то, что происходит у вас… Это просто-напросто безобразие.

— Потому, что печатают ложь?

— Потому что печатают то, что вредит Империи. Смотрите — какая картинка вырисовывается. Император — неблагодарный сластолюбец, настолько подлый, что приказал казнить старшего сына только потому, что ему приглянулась его невеста. Августейшая особа изображается отвратительным типом! Куда это годится!? Ваш сын, Ричард — похож на этакую психованную размазню. И невесту у него отняли, и сына бывшей любовницы он обижал, за что та его пыталась убить. И казнить себя позволил. Тоже получается портрет, не вызывающей симпатии. Теперь — наследник… Принц Брендон. Все ничего — и в народе его любят, как я понимаю. Но он выставляется насильником. Что, согласитесь, убивает любую репутацию.