Елена Хаецкая - Искусница

— Я возвращаюсь к Моревилю, — сказала она. — Он дурак и трус, но он, по крайней мере, человек. Нормальный человек, как и я.

— Не смею тебя задерживать, — откликнулся Евтихий. Он вдруг остановился и посмотрел на девушку. — Ответь мне только на один вопрос, Геврон. Только будь честна, хорошо?

— Ладно, спрашивай. Я не стану лгать. А если мне не понравится твой вопрос, я так и скажу.

— Сколько тебе лет, Геврон? — спросил Евтихий. — На самом деле — сколько?

Она молчала.

— Я не хочу унизить тебя или оскорбить, — прибавил Евтихий. — Я просто должен кое-что проверить…

— А на сколько лет я выгляжу? — осведомилась она.

— Чаще всего — лет на восемнадцать, но мне кажется, что это неправда, — ответил Евтихий. — Мне думается, тебе лет сорок. Что скажешь?

— Ничего.

Она резко повернулась и зашагала по тропе обратно в сторону замка.

Евтихию потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к облику своего спутника. Не исключено, что сказалась привычка к троллям: с этой задачей Евтихий справился сравнительно быстро.

Фихан ни о чем не спрашивал. Он догадывался о том, что его спутнику приходится нелегко.

Вместе они продирались сквозь чащу. Фихан безошибочно находил незримые тропы там, где, казалось, пройти было просто невозможно. Евтихий весь был покрыт царапинами и ссадинами. Странно, но его спутник ни разу даже не оцарапал руку, хотя шел первым.

Они молчали. Разговаривать было не о чем. Да и в любом случае сил на болтовню не оставалось.

К вечеру, когда сумерки начали сгущаться и дождь полил сильнее, Фихан отыскал место для лагеря. Костер им развести не удалось. Фихан расчистил от веток и камушков небольшой пятачок земли, нарвал и натаскал туда травы, чтобы мягче было лежать. Они укрылись плащом Евтихия и попытались согреться.

— Я знаю, как выгляжу, — пробормотал Фихан. — И понятия не имею, почему это опять случилось.

— Не имеет значения, — ответил Евтихий. — Мне уже почти все равно.

— Ты был прав насчет Геврон, — сказал вдруг Фихан. — Я не знаю, какой она видится тебе, но мне с самого начала было ясно, что она немолода.

— Интересно, как немолодая и, вероятно, солидная женщина оказалась здесь? — удивился Евтихий.

— Я слышал историю скорохода Кохаги, — сказал Фихан. По голосу ясно было, что он улыбается. — В некоторых местностях этими тоннелями пугают детей. «Будешь шляться где попало и в дурной компании, провалишься в дыру и окажешься там, где ходил Кохаги». Никогда не слышал?

— Нет.

— А там, где я жил, так часто говорили… Но прежде мне никогда не встречались люди, которые действительно проваливались в эти тоннели. Ни люди, ни эльфы, ни тролли. Никто. Все разговоры о тоннелях Кохаги были просто разговорами. Вроде россказней о Моране. И так продолжалось до тех пор, пока я сам не ухнул в тоннель. И вот тут-то все и началось…

— Что началось? — не понял Евтихий.

Фихан вздохнул.

— Еще совсем недавно я жил среди тех, для кого имя Кохаги оставалось пустым звуком. И вдруг — бабах! — я среди тех, чья жизнь полностью переменилась, и именно из-за Кохаги. И теперь уже кажется, будто все, с кем я ни встречусь, каким-то образом связаны с Кохаги.

— С Джуричем Мораном, если уж на то пошло, — заметил Евтихий. — Ведь это Моран сделал Кохаги тем, кем он был.

— Ты понял, что я имею в виду, — сказал Фихан.

— В общем и целом, да. Только я не понимаю, какое отношение это имеет к возрасту Геврон.

— Непосредственно к ее возрасту — никакого. Но тебе было интересно, как это она ухитрилась сюда провалиться… Вот так и ухитрилась. Жила себе поживала, ни о чем, небось, не тужила — и вдруг с ней это случилось.

— Понятно.

Они помолчали. Потом Евтихий спросил:

— А сам ты, Фихан? Сам-то ты как здесь оказался?

— Во время битвы, — сказал Фихан, — я гнался за троллями. Их было трое, и они удирали от нас во все лопатки. А нас было пятеро: двое эльфов и трое людей. Это было сразу после того, как сдвинулась Серая Граница. Битва за замок Гонэл уже закончилась. Ты был там, не так ли?

— Угу, — пробурчал Евтихий.

Ему не хотелось сейчас вспоминать то сражение. Фихан понял это и не настаивал на расспросах.

— Геранн и новая защитница Ингильвар вернулись в замок, и большинство солдат последовало за ними, — продолжал Фихан. — Они сидели в замке и смотрели, как приближается граница, как серый туман заливает замковые рвы… Ты сам это видел?

Евтихий отмолчался.

Фихан вздохнул:

— Были солдаты, которым оказалось легче гоняться за отбившимися от войска троллями, чем торчать за стенами. Во время погони меня занесло в рощу, и я поехал вдоль ручья. Вода в нем была темной от крови. Я никогда такого раньше не видел…

Он замолчал.

— А потом? — спросил Евтихий. Ему показалось, что собеседник не намерен продолжать.

— Потом я оступился и упал. А когда очнулся, то увидел темную башню, поле с растоптанными колосьями и всех этих людей, которые вознамерились меня убить, — ровным тоном заключил Фихан. — Ну а с тобой что случилось?

— Меня ударили по голове, — сказал Евтихий, почему-то чувствуя себя виноватым.

И вдруг Фихан засмеялся. Это произошло так неожиданно, что Евтихий не поверил своим ушам. В первое мгновение ему даже показалось, что эльф рыдает, но нет — тот и впрямь покатывался со смеху. И в конце концов засмеялся и сам Евтихий.

— Что, вот так просто стукнули по голове? — выговорил наконец Фихан. — И этого хватило, чтобы ты попал сюда?

— Точно, — подтвердил Евтихий. — Так и было.

— И никаких героических приключений? Треснули по башке, и все дела?

Они смеялись и смеялись. И хоть повод для веселья был какой-то странный, и смех этот беспричинный должен был, по идее, сделать из них обоих полных дураков, Евтихий никогда в жизни не чувствовал себя более умным и зрелым человеком, чем сейчас.

— Он воображает, будто мне все равно! — рычал Джурич Моран, расхаживая по комнате и с ненавистью глядя на закрытую дверь, за которой скрылся Николай Иванович. — Он так представляет дело! Он приходит ко мне в дом и демонстрирует озабоченность судьбой моих клиентов! Моих, заметим, клиентов! Моих, а не его! Если бы он вложил в Авденаго столько сил и души, сколько вложил в него я, то он бы его…

Юдифь молча слушала разглагольствования Морана. На пыльном личике девушки застыло печальное выражение. Она безразлично смотрела то на Морана, то в угол.

— Мне не все равно! — заорал Моран, останавливаясь перед Юдифью. — У меня вся душа изболелась! Мне не все равно, ясно тебе, бессмысленная муха?