Стальные посевы. Потерянный двор - Мария Гурова

которых дотягивалась, уже изрядно испачканная кровью и копотью. Королю подавали много воды, он пил ее жадно и, обретя голос, сказал Боне:

– Мы проиграли.

– Неважно, неважно, – Бона жалась к его груди.

– Кнуд не участвовал, – Илия говорил и часто сглатывал, у него постоянно закладывало уши. – Маннгерд теперь его часть. Ты еще можешь вернуться.

Бона мотала головой, невольно вытирая волосами то, что не успели стереть влажными тряпицами, и продолжала чередовать хаотичные поцелуи с отказами покидать Трините.

– Там еще часовщик… Проклятье! – Илия взвыл от боли, когда лекари добрались до его раны на голове.

– Ваше Величество, – обратился один из целителей к Боне. – Мы просим вас подвинуться, королю нужна срочная помощь!

– Да! Да! Конечно! – восклицала Бона, утирая слезы. Она отстранилась и пересела в ноги Илии, чтобы успокаивающе массировать его голень. – Я буду здесь! – Она наклонилась и поцеловала его в колено. – Я никуда не уйду! Пожалуйста, помогите ему…

Она только сейчас разглядела те ранения, которые он получил, и принялась плакать с новой силой. Через какое‑то время первые снадобья подействовали, и король обмяк без сознания. Тристан осторожно подошел к Боне, не сводящей с супруга взгляда, и присел возле нее на корточки. Он кротко, почти шепотом заговорил:

– Я объясню: король прав. Часовщик скоро накинет «пелену безвременья». Тихо, тихо, все будет нормально. Но выйти уже не получится. Для нас пройдет совсем немного времени, как на «Бриде», но там, – он указал себе за спину, – пройдут не года, но сотни, а может, и тысячи лет. Все, кого мы знали, умрут. И неизвестно, для чего кому‑то потребуется нас «будить».

Бона, до того сотрясающаяся в рыданиях, повернулась, зареванная, к Тристану с решительным взглядом и резко мотнула головой.

– Известно, для чего потребуется. Но даже если так, даже если мне придется переживать это снова и снова, каждую новую такую войну, я отсюда никуда не уйду, – твердо заявила она и вернула преданный взгляд Илии, который не мог его оценить в нынешнем состоянии.

Сам того не желая, Тристан одобрительно кивнул и напоследок бросил: «Я должен был предупредить». Бона не удостоила его вниманием, и Тристан, окинув усердно работающих над раненым фей, покинул покои. Во дворе у главных ворот он ожидаемо встретил Джорну. Она неприветливо начала:

– Тебе бы принять ванну.

– Успеется, мадам, – в тон ей отозвался рыцарь. – Как это будет?

Бледно-серый туман окутывал пространство, ограждая Трините от прочей Долины. Над входной аркой повесили огромный карниз и тяжелые шторы в три этажа длиной насыщенного серого цвета – много темнее и ярче, чем туман. Золотая бахрома неподвижно лежала на разноцветной брусчатке. Над этими огромными кулисами, еще не сведенными, по центру карниза устанавливали массивный циферблат.

– Юный часовщик нас удивил своей находкой, – похвасталась Джорна, указав на арку. – Его предшественники не застали часовые механизмы. Он превзошел их: сможет приказать времени, как идти.

Тристан в ответ только завороженно качал головой, наблюдая за установкой странной и величественной конструкции.

– Первые сутки… У нас сутки, – поправилась Джорна, – время не станет торопиться. И века не пройдет, как закончится наш день. Но позже время начнет бесконечно ускоряться. Каковы твои ставки, Тристан? Через сколько дней к нам заявятся незваные гости? – довольная своими феями, посмеялась Старшая леди.

– Я не буду спорить с провидицей, – отказался Тристан. – Но лучше бы пришли как можно позже. Восстановление Илии…

– О, займет всего пару дней! – отмахнулась Джорна как ни в чем не бывало. – Просто дайте ему отдохнуть. Король будет спать.

Они оба еще наблюдали за тем, как часы занимают свое место и неподвижные золотые стрелки отражают радугу площадного фонтана.

– Это случится сегодня?

– Нет, думаю, завтра… – задумчиво протянула Джорна, подперев подборок указательным пальцем. – Мы еще не дождались Рошана.

Удивленный Тристан нахмурился.

– Почему он снаружи?

– Отправился за «Ужасом». Не беспокойся о них, оба уже на пути к нам.

Как всегда, Старшая леди оказалась права. На следующий день после полудня в холмах показался Рошан, рассекающий зеленый молодой бурьян широкими шагами, и катящийся вперевалку бок о бок с ним «Ужас». Оба танка-близнеца заняли свои места на заготовленных на центральной площади постаментах. Впрочем, и об уготованном ему месте Тристан знал. Он навестил Илию. Король спал, как и Бона, пристроившаяся у его плеча. Рыцарь не стал их будить. Он вдруг понял, что, покуда Илии не станет лучше, ему одному придется наблюдать закат их эпохи – по его подсчетам, вечер совпадет с последней четвертью века. Вот все обитатели Трините, кроме спящего короля и бдящей подле него королевы, собрались перед аркой, чтобы зреть чудо юного часовщика. Серые кулисы встретились под часами, и густой туман просочился под и между ними, скрыв в белесой пелене золото бахромы. Часы пошли – всего две стрелки. Одна принялась бежать, делая скорые обороты, вторая не шевелилась, но позже она будет отмерять один час, как и положено, а еще спустя пару дней – года. Ведомый чутьем, Тристан сделал шаг вплотную к шторе, подхватил ее край двумя пальцами и спросил мальчика, который завел механизм: «Можно?» Юноша кивнул.

Тристан высунулся наружу по пояс. Завеса невидимости все еще разделяла Трините и прочую Долину. В округе цветы распускались стремительно, как и увядали, а трава в скорости иссыхала, покрываясь снегом. Время шло быстро, но при желании Тристан мог безмятежно наблюдать полет пчелы или стрекозы, словно жизнь их не заканчивалась через мгновение. Он мог задержать взгляд и тем самым задержать миг. И когда трава в очередной раз окрасилась в монарший зеленый оттенок, богато украшенный первоцветом, в Долине показалась фигура. Тристан замер, всматриваясь, чтобы не отвлечься и не упустить ее из виду, потеряв всякую связь. Женщина, пришедшая в холмы, была одета просто: темная юбка, синий кардиган и платок, под который она спрятала светлые волосы. Лесли Гавел не скоро нашла место, отмерив шаги от куста ежевики. Она встала почти у порога Трините, едва ли промахнувшись. И она говорила, и Тристан вслушивался.

Лесли жаловалась безбрежным холмам и неоглядному небу, как радожцы настигли их, и они с Ренарой упросили Оркелуза и Гаро сложить оружие. Как, спустя многие месяцы разбирательств, Рогнева сжалилась над сводной сестрой и, отпустив ее, сказала, что сталось с ее сыном, взяв обещание не раскрывать секрета. Лесли рассказывала, как последние трое пальеров – Оркелуз, Гаро и Тибо – претерпели Суд Рогневы. Разделив власть с Курганом, она вместе с ним творила законы: вождь стал гарантом их исполнения, а все тяжбы и судебные процессы попали под юрисдикцию Рогневы Бориславовны, оттого она и имела