Мария Чурсина - Последнее дело императрицы

"Чёрные подтёки", — вспомнила она и тут услышала негромкие шаги.

- Не уверен, но, кажется, меня звали. "Боже" — это довльно таки лестно.

Оранжевая искорка спустилась к полу, и Этель увидела сапоги с серебряными пряжками. Придерживая платье, чтобы не остаться совсем голой, она попыталась подняться на колени.

В освещённом ещё несколькими искрами проёме коридора стоял Орден, и из-за ширины его плеч коридор казался донельзя узким. Великий маг ещё раз кашлянул — для вежливости.

- Надеюсь, я не помешал. В любом случае…

Он осмотрелся, и, судя по выражению его лица, то, что он увидел за спиной Этель, вызвало в нём только недоумение и гадливость.

- Орлана, мерзкая девчонка. Думаешь, у меня других дел нет, кроме как за тобой бегать? Я бы тебя выпорол, но сегодня буду очень занят. — Он занялся своей перчаткой — все должно быть идеально, и перчатки натянуты на каждый палец до упора. — Вставай и пойдём. Я долго обязан ждать?

Этель поднялась на дрожащих ногах и, чтобы не упасть, опёрлась на стену. За спиной дяди она рассмотрела Гая, который смотрел мимо неё, в пространство, и ещё двух незнакомых магов. Оглядываться она не решалась.

- Видел я, как вы бегаете. Одна уже сидит под домашним арестом, тебя ждёт та же участь. Кстати, у меня тут на каждом шагу охрана. — Орден придержал мантию, чтобы та не коснулась стен.

Этель посмотрела на свои ладони — все в чёрных, не сходящих разводах.

- И вы два раза прошли мимо выхода, — сообщил он через плечо. — Артисты.

Чтобы не остаться одной в темноте, Этель пришлось поторопиться за ним, хоть онемевшие ноги отказывались шевелиться.

- У него там везде кристаллы развешаны. — Лоран стирал с её ладоней чёрные разводы и посмеивался.

Резко пахнущая жидкость, которой была смочена тряпочка в его руках, пощипывала изодранную кожу, но Этель почти ничего не чувствовала. У неё слипались глаза, и слова целителя доходили до неё через одно. Вот он оставил правую ладонь и взялся за левую. Там хуже — там кожа оказалась почти полностью ободрана. Надо же было так проехаться по камням…

- А вообще там раньше что-то такое хранили, вроде отравы, — разговаривал Лоран как будто сам с собой. — Если бы надышалась как следует, то я бы и пальцем не притронулся. Но тебе повезло.

Этель хотела сказать, что везение выдалось весьма сомнительное, но вместо этого уронила потяжелевшую голову на грудь. Её опять напоили какими-то лекарствами, и ей даже начала нравиться горечь, оставшаяся на губах. Нервная дрожь исчезла, как будто и не было, а идти теперь уже точно никуда не хотелось.

К тому же не хотелось никого видеть. Когда Лоран закончил все процедуры и отошёл от кровати, Этель была почти счастлива. Сон, как чёрное покрывало, навалился сверху, отключив разом все чувства.

…И так же резко схлынул. Она села на кровати и с бешено колотящимся сердцем огляделась. Комната была прежняя, кресло Лорана пустовало. Облизывая пересохшие губы, Этель пыталась вспомнить, какая мысль её разбудила, и вспомнила.

Идрис сказал, что Эйрин умерла. Что её убили.

Этель вскочила с кровати и бросилась к окну: закрыто. И плотно задёрнута штора, а на улице не было даже единственного шара белого пламени. Кромешная темнота. Этель метнулась к двери и подёргала её за ручку — никакого ответа, конечно.

Она забарабанила по двери кулаком и услышала, как по внешнему коридору разнёсся этот глухой стук. Зазвучали шаги, но тот, кто бродил по коридору, прошёл мимо, и шаги вскоре стихли. Хлопнула вдалеке дверь. Этель бессильно опустилась на пол.

Она попыталась хоть примерно подчитать, сколько времени прошло с тех пор, как Гай приволок её сюда, но мысли путались: слишком много оказалось сна — чёрных дыр.

Растрёпанные волосы падали на спину и плечи, и Этель бездумно принялась их собирать на затылке в привычную причёску. Пальцы дрожали. Несколько шпилек, нашедшихся в волосах, никак не хотели держать непослушные пряди.

Когда в коридоре снова раздались шаги — на этот раз чёткие, уверенные, — она вскинула голову, и дверь тут же открылась. Появившийся в проёме Орден был без мантии — только в рубашке и брюках — и даже без броши. Он зевнул, прикрывая рот ладонью.

- Ну что, что, что? Что тебе опять-таки от меня потребовалось? — Орден обернулся и крикнул кому-то вглубь коридора: — И прекратите меня звать по всякой ерунде!

- Где Эйрин? — глядя на него снизу вверх, спросила Этель.

Блики света блуждали по его лицу. Орден пожал плечами.

- Откуда же мне знать, разве я брал её.

- Идрис сказал, что её убили. Это правда? — Она снова облизнула губы, только это уже не помогало — они всё равно оставались сухими и шершавыми.

Орден развернулся, собираясь уходить. Тёмные волосы, стянутые в хвост на затылке, дрогнули — он снова глянул на Этель. Может, из-за жалости, может, из-за любви к спорам ответил:

- Понимаешь ли, бред этого сумасшедшего меня волнует мало. Так у тебя всё?

- Не всё. Выпусти меня отсюда. Моя дочь в большой опасности. — Шпилька, которую она не успела вогнать в волосы, упала на деревянный пол. Пальцы Этель снова дрожали.

- Нет, — хмыкнул Орден.

- Неужели тебе так важно знать, почему я не хочу становиться императрицей? Я просто не хочу. Разве нужны ещё причины? — Этель почти сорвалась на истерику. Глядя на скучающего дядю, ей хотелось ударить его, тряхнуть изо всех сил. Только сил вот точно не хватило бы.

- Нет, — чуть удивлённо отозвался Орден. — Но мне просто интересно. И не злись. Ты такая некрасивая, когда злишься.

Она опустила голову, не зная, что ещё ему сказать. В голове вместе с кровью билось только имя дочери: "Эйрин, Эйрин, Эйрин". Искусанные губы уже кровоточили.

Орден отвернулся — в дверном проёме шевельнулась его тень — и вполголоса он бросил несколько слов кому-то в сторону.

- Вставай, — сказал он, как будто бы улыбаясь. Этель подняла голову, прищурилась: он и правда улыбался. — И причешись, что ли, мне за тебя весьма стыдно. У тебя будут гости.

Эйрин бежала в темноте, лишь по памяти и чистой удаче не натыкаясь на стены. Она бежала по лестницам вверх, а ступени лестниц давно раскрошились, перила рухнули. В восточном крыле погасло белое пламя. Тот шар, что она взяла с собой, разлетелся тысячей искр в первой же галерее. Там со стен спускались до самого пола сухие плети ползучих растений.

Она тяжело дышала, глотала вековую пыль восточного крыла, и на пролёте четвёртого этажа остановилась, чтобы хоть немного успокоить бешено колотящееся сердце. Сколько прошло времени? Кажется, вечность. Да, вечность назад она вышла в сад и, сощурившись от яркого света огненных шаров, различила то, что заставило её вовсе не по-императорски броситься на балюстраду старой башни. Кажется, её называли Тайнисской. К демонам, последние полвека её вообще никто никак не называл.