Джим Батчер - Доказательства вины

Мой сводный брат улыбнулся и снова передернул цевье обреза.

— Не думаю, чтобы отцу было дело до этого, — ответил он. — Одним племянником больше, одним меньше... тем более таким, который знается со сбродом вроде Мальвора.

— Ага, — негромко произнес я, сложив два и два. — Кажется, до меня дошло. Он вроде них.

— Вроде кого? — не понял Томас.

— Фобофагов, — вполголоса пояснил я. — Он кормится страхом так же, как ты кормишься похотью.

Лицо у Томаса сделалось таким, словно его подташнивает.

— Да. Многие из Мальвора питаются таким образом.

Бледное, перекошенное от боли лицо Мадригала скривилось в нехорошей ухмылке.

— Тебе стоило бы самому попробовать как-нибудь, братец.

— Дерьмо это, Мад, — сказал Томас. В его словах прозвучала едва заметная нотка горечи, а может, жалости — я бы не заметил ее, не проживи я с ним почти год. Блин, я даже не уверен, что он ощутил ее сам. — Дерьмо. И ты с этим превращаешься в дерьмо.

— Ты питаешься страстью смертных — страстью к маленькой смерти, — произнес Мадригал, полуприкрыв веки. — Я питаюсь их страстью к смерти настоящей. Мы оба питаемся. В конце концов мы оба убиваем. Никакой разницы.

— Разница в том, что, раз начав, ты уже не позволяешь им бежать и жаловаться на тебя в полицию, — возразил Томас. — Ты держишь их, пока они не умирают.

Мадригал расхохотался, нимало не задумываясь о том, насколько искренне звучит его смех в сложившемся положении. У меня даже зародилось впечатление, что вампир слегка съехал с катушек.

— Томас, Томас, — ласково произнес Мадригал. — Этакое бедное, жалостное сердечко. Так заботишься о здоровье своих коровок — так, словно сам никогда их не отведал. Словно не убивал их сам.

Лицо Томаса снова сделалось непроницаемым, но глаза вспыхнули внезапным гневом.

Улыбка Мадригала сделалась шире. Зубы его ярко блеснули в темноте.

— Я бы на твоем месте кушал досыта. А ты... что ж, в отсутствие твоей маленькой темноглазой шлюшки...

Выражение лица Томаса не изменилось ни на йоту. Дробовик рявкнул еще раз, и картечь полоснула Мадригала по коленям. Еще больше бледной крови забрызгало гравий.

Вот блин...

Мадригал снова съежился отболи, не в силах даже крикнуть.

Томас поставил башмак ему на шею. Лицо его так и оставалось непроницаемо-ледяным, если не считать полыхавшей в глазах ярости. Он дослал в патронник новый патрон и держал теперь обрез одной рукой, приставив ствол к скуле Мадригала.

Мадригал застыл, перекосившись от боли, широко раскрыв полные паники глаза.

— Никогда, — очень тихо и отчетливо произнес Томас. — Никогда не смей говорить о Жюстине.

Мадригал не произнес ничего, но мои инстинкты вновь взвыли. Что-то в том, как он держался, что-то в его взгляде подсказывало мне, что он играет. Он намеренно завел разговор о Жюстине. Он играл на чувствах Томаса, отвлекая нас.

Я оглянулся и увидел, что Глау поднялся на ноги, как будто это не он только что получил в грудь смертельную дозу картечи с расстояния в десять футов. Более того, он во весь опор несся через стоянку, направляясь к стоявшему футах в пятидесяти от него фургону. Он бежал совершенно бесшумно, не хрустя гравием, не скрипя ботинками, и на мгновение мне показалось, что я вижу дюйма полтора воздуха между его подошвами и землей.

— Томас, — сказал я. — Глау убегает.

— Не дергайся. — бросил Томас, не спуская глаз с Мадригала.

Я услышал хруст гравия, стук когтей, и из тени, в которой прятался Томас, вынырнул Мыш. Мимо меня он пробегал еще в неспешном, прогулочном темпе, но к моменту, когда Глау добрался до фургона, Мыш разогнался до скорости хорошего скакуна. Мне даже померещилось разлившееся вокруг пса сияние, что-то вроде огней святого Эльма. Не добегая до Глау нескольких футов, Мыш взвился в прыжке. Я увидел отражение лица Глау в ветровом стекле фургона, его широко раскрытые от потрясения глаза. А потом Мыш с размаху тараном врезался Глау в спину.

Удар сбил его с ног и с жуткой силой швырнул на мятый бампер фургона. Глау приложился от души — даже на расстоянии в полсотни ярдов я услышал хруст ломающихся костей. Голова его ударилась о капот и отскочила резиновым мячиком. Глау сполз с бампера на землю и остался лежать бесформенной кучкой.

Мыш приземлился и тут же крутанулся мордой к Глау. Несколько секунд он напряженно, широко расставив лапы, смотрел на него. Потом копнул гравий задними лапами, словно вызывая на драку.

Глау не шевелился.

Мыш фыркнул и, мотнув мордой, чихнул — выразительно, словно произнес вслух: «Вот так!»

А потом пес повернулся и, чуть припадая на одну лапу, затрусил ко мне. На морде его сияла гордая собачья улыбка.

Он привычно сунул свою лобастую башку мне под руку, и я привычно почесал его за ухом. Что-то в груди моей разом отпустило, словно лопнул невидимый нарыв. Моя собака жива и здорова. Может, взгляд мой и затуманился немного. Я опустился на колено и охватил рукой шею этого мохнатого увальня.

— Умница, пес, — сказал я.

Мыш гордо вильнул хвостом и прижался ко мне.

Удостоверившись, что глаза мои просохли, я поднял голову и увидел, что Мадригал смотрит на пса с нескрываемым ужасом.

— Это н-не собака, — прошептал вампир.

— Но за сухарик «Скуби-Снэк» сделает что угодно, — заверил я его. — Колитесь, Мадригал. Зачем вы в Чикаго? И какое отношение имеете к нападениям?

Он облизнул губы и мотнул головой.

— Я не обязан вам отвечать, — заявил он. — И у вас нет времени заставить меня. Стрельба. Даже в этом квартале полиция приедет очень скоро.

— Верно, — согласился я. — Поэтому все будет очень просто. Томас, как только услышишь сирену, жми на спуск.

Мадригал поперхнулся. Я улыбнулся.

— Мне нужны ответы. Только и всего. Ответьте на мои вопросы, и мы уйдем. В противном случае... — Я пожал плечами и сделал неопределенное движение в сторону Томаса.

Мыш покосился на него и негромко зарычал.

Мадригал посмотрел на лежавшего Глау: тот, Бог свидетель, начал шевелиться — правда, оглушенно и бестолково. Мыш зарычал громче, и Мадригал сделал попытку отодвинуться от моей собаки чуть подальше.

— Даже если я все скажу, что помешает вам убить меня сразу, как вы узнаете все, что вам нужно?

— Мадригал, — негромко произнес Томас. — Ты злобный сукин сын, но ты все еще мой родственник. Я предпочел бы не убивать тебя. Мы сохранили жизнь твоему джанну. Сыграй честно, и вы оба уйдете живыми.

— Ты занял сторону этого смертного типа против своих, Томас?

— Моя родня выгнала меня взашей, — напомнил Томас. — Я берусь за любую работу, какую могу найти.