Лорел Гамильтон - Дыхание Мороза

— Еще Ромео ожидаются? — поинтересовалась доктор Харди.

— Не знаю, — сказала я чистую правду.

— Только один, — улыбнулся Гален.

Я не могла придумать, у кого еще гламор так хорош, чтобы рискнуть пойти под телекамеры и взгляды Благих. У многих гламор под объективами не держится, ну а Благим двором правит Повелитель иллюзий. Пусть он мерзавец, но разглядеть стражей под маскировкой он бы сумел. У меня сердце сжалось при мысли, что могло бы случиться. Я стиснула руку Галена; очень хотелось посмотреть на Риса, но голову было не повернуть, и я уставилась в ночное небо.

Небо было красивое — черное, все в звездах. Кончался январь, вот-вот февраль начнется.

Разве я не должна мерзнуть? При этой мысли я поняла, что совсем не так хорошо ориентируюсь в происходящем, как мне казалось. Кто-то вроде бы говорил, что у меня начинается шок? Или мне это примерещилось?

Мы оказались у двери машины «Скорой помощи» — она словно из-под земли выросла. Нет, это не волшебство действовало, а травма. Провалы восприятия. Нехорошо.

Уже в дверях «Скорой» я узнала, у кого еще хватило гламора бросить вызов прессе и Благим.

Когда он надо мной склонился, у него были короткие светлые волосы, карие глаза и незапоминающееся лицо. Иллюзия растаяла — и короткий ежик вырос в косу до самой земли, карие глаза сменились трехцветно-золотыми, а никакое лицо вдруг стало одним из прекраснейших при всех дворах фейри. Нежнейшим поцелуем ко мне прикоснулся Шолто, Царь Слуа.

— Мрак рассказал мне о божественном видении. Я стану отцом!

Он так был рад и доволен, что все его высокомерие куда-то пропало.

— Да, — негромко подтвердила я. Он был так польщен, так радостно счастлив, он рискнул всем, чтобы прийти мне на помощь — пусть мне она и не понадобилась. Но я Шолто едва знала. Мы были вместе всего однажды. Нет, он был очень красив, но я бы много отдала, чтобы не он, а Мороз склонился надо мной и заговорил о нашем ребенке.

— Не знаю, кто вы такой, но принцессе нужно попасть в больницу, — напомнила доктор Харди.

— Ох, я дурак. Простите. — Шолто погладил меня по волосам с невероятной нежностью. С нежностью, которой мы как пара не заслужили. Нет, жест был очень искренний, но почему-то казался неуместным.

Меня подняли и внесли в машину. Врач и один санитар-мужчина остались со мной, все остальные заняли места в кабине и в другой машине.

— Мы поедем в больницу за вами, — крикнул Гален.

Я подняла руку, сама я подняться и на них посмотреть не могла. Зато на меня посмотрел черный пес — он успел запрыгнуть в машину. Взгляд ничем не походил на собачий.

— Ну нет, это исключено, — возмутилась доктор Харди. — Собаку немедленно убрать.

Воздух стал холодным, словно меня окутал туман — и рядом со мной оказался скорчившийся Дойль в человеческом облике.

— Что за черт! — воскликнул санитар.

— Я вас видела на фотографиях. Вы Дойль, — сказала доктор Харди.

— Да, — глубоким басом ответил он.

— А если я попрошу вас уйти?

— Бесполезно.

Она вздохнула:

— Дайте ему одеяло и поехали, пока здесь не прибавилось еще голых мужчин.

Дойл завернулся в одеяло, перекинув его через плечо и прикрыв достаточно, чтобы успокоить людей. Одну руку он оставил сверху, чтобы держать меня за руку.

— Что бы ты сделал, если бы план Хью провалился? — спросила я.

— Мы бы тебя вызволили.

Не попытались, а просто — «вызволили». Такая самоуверенность. Такое пренебрежение. Нечеловеческое. Не магия, не иномирная красота — вот это отличало сидхе, это их делало не людьми. Причем ни высокомерие, ни уверенность не были позой. Он — Мрак. Когда-то он был богом Ноденсом, а сейчас он — Дойль.

Он подвинулся, чтобы мне легче было на него смотреть; колеса «Скорой» с шорохом гравия выехали на дорогу, я глядела в черное как ночь лицо, в черные глаза. В черноте искрами мерцали краски — и это были не блики. В черной глубине его глаз таились цвета, которым не было аналога внутри медицинской машины.

Как-то раз он этими танцующими искрами пытался меня зачаровать, выполняя приказ моей тетки — чтобы выяснить, насколько я слаба, или может сильна.

Искры мерцали и кружились у него в глазах, как разноцветные светлячки.

— Хочешь, я тебя усыплю, пока до больницы не доедем, — предложил он.

— Нет, — сказала я, и закрыла глаза, сопротивляясь манящим огонькам.

— Тебе больно, Мерри. Позволь мне помочь.

— Врач здесь я, — вмешалась Харди. — И я запрещаю применять к раненой магию, пока не пойму, как она действует.

— Не знаю, смогу ли объяснить, — сказал Дойль.

— Нет, — повторила я, не открывая глаз. — Я не хочу отключаться, Дойль. В последний раз я очнулась после обморока в постели у Тараниса.

Его ладонь дернулась, судорожно сжалась вокруг моей руки, словно ему, а не мне, нужна была опора. Я даже глаза открыла. Цветные огни таяли под моим взглядом.

— Я подвел тебя, моя принцесса, моя любовь. Все мы тебя подвели. Мы и представить не могли, что король сумеет пройти по солнечному лучу. Мы думали, это искусство потеряно.

— Он нас всех удивил, — сказала я. Потом мне на ум пришло, что я давно хотела спросить… — Мои собаки… Он их ударил…

— Они живы. У Минни на какое-то время останется шрам, но она выздоровеет. — Он поднес к губам мои пальцы и поцеловал. — Мы позвали к ней ветеринара, он сказал, что она беременна.

Я с тревогой на него глянула:

— Щенки не пострадали?

— В полном порядке, — улыбнулся он.

Не представляю, почему, но от этой новости мне стало легче на душе. Собаки меня защищали, а король пытался их убить — но не сумел. Они будут жить и родят щенков. Первые щенки волшебных собак за пять столетий.

Таранис хотел сделать меня своей королевой, но я уже беременна, у меня уже есть короли. Таранис проиграл по всем направлениям. Если тест на сперму будет положительным — хотя «положительный» слово мало подходящее, то я упрячу Его Величество Короля Света и Иллюзий в тюрьму за изнасилование.

Пресса его живьем сожрет. Похищение, избиение и изнасилование собственной племянницы… Людские средства массовой информации Благой двор на руках носили — больше такого не будет.

Звездой для прессы станет Неблагой двор, пусть и темной звездой. На этот раз хорошие парни — мы.

Благие предложили мне свой трон, но я не такая дура. Хью и его сторонники, может, и правда за меня, но сияющее сборище никогда не примет меня как королеву — я ведь ношу детей от лордов Неблагого двора. Я сама дочь принца Неблагого двора, а со мной обращались хуже, чем с последней замарашкой.

Нет, золотой трон не для меня. Если я и сяду на трон, то на трон ночной. А может, моему трону нужно новое имя? Трон ночи — больно уж зловеще звучит. Вот Таранис сидит на Золотом троне Благого двора, и это звучит куда веселее. Шекспир уверял, что роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет, но я в это не верю. Золотой трон или трон ночи — какой бы выбрали вы?