Галина Гончарова - Интриги королевского двора

Служить.

Служить человеку, который оценит его по достоинству. Как графиня. Не будет унижать,  показывая свою снисходительность. Не будет цедить приказы свысока,  а то и вовсе передавать их через управляющего. Нет.... Этого Лейс накушался с  избытком.

Он не был слепым. И понимал,  что между графом и графиней наверняка будет столкновение. Примет ли граф свою жену - такой?

Неизвестно.

А вот какую сторону примет сам Лейф?

Иногда мужчине казалось,  что он уже знает.

Ладно... чего он тут замечтался?

Надо и остальные караулы проверить...

И намекнуть ребятам  насчет ханганов. Пусть потщательнее приглядывают.  Кто их знает  - чужаков...

Боль.

Она в очередной раз пронизывает все тело.

И привычно растворяется в области живота.

Уже привычно...

Он успел притерпеться к ней,  как к старой знакомой. И иногда дааже радуется ее приходу.

Он жив.

Если ему больно - он еще жив!

А умирать не надо. Нет, ему еще рано умирать.

Почему?

Он уже не помнил.

Все растворялось в боли и слабости,   тонули в красноватом тумане мысли, стучали в висках железные молоты... забытье прерывалось судорогами рвоты - и опять пустота.

Юноша не знал,  что часть пути его старались держать на снотворных и обезболивающих,  опасаясь,  что иначе он не перенесет дороги. Это было дело лекарей.

А он выпивал очередной горький настой - и погружался в видения.

Там он был  здоров.

Во имя Звездной Кобылицы,  как же мало мы ценим ее самый великий дар - наше здоровье?! Почему мы понимаем это, только утратив его?

Амир понял слишком поздно.

Болезни подкралась незаметно. Словно бы исподволь,  змеей вползла во сне в его горло.

Он боролся с ней,  сколько мог. Смирял приступы слабости и тошноты. Превозмогал себя... Пока однажды его не вывернуло наизнанку на глазах у отца.

Сначала отец не обеспокоился.

Но когда состояние паренька начало ухудшаться...

За эти полгода кто только не перебывал у его постели.

Докторусы,  травники,  знахари...

Травяные отвары, прочистительные клистиры, кровопускания...

Лучше не становилось.

Становилось только хуже.

Его окуривали благовонными дымами, о нем молились в храмах... но все было напрасно.

Единственный, кого он запомнил из всей плеяды докторусов, был Тахир Джиаман дин Дашшар. Который пришел и честно сказал: 'Принц, я не знаю, чем вас можно вылечить'.

Амир тогда был в одном из немногих просветлений, поэтому хорошо помнил печальные глаза мужчины.

- Я прожил много лет, но есть что-то, чего и я не знаю...

- я умру?

 - Не знаю, господин.

 - тогда тебе надо уходить.

Тахир пожал плечами.

 - я думал об этом. Но я стар и много прожил...

 - мой отец возьмет твою жизнь. А я не хочу. - Приступ боли согнул юношу, но он был только рад этому. Боль проясняла разум. - Ты единственный, у кого хватило смелости сказать мне правду.

Глаза старика были печальными.

 - Если бы я мог - я бы отдал свою жизнь вместо вашей.

 - Ты не можешь. А я... Сейчас ты напишешь приказ. Я приложу печать. И тебя выпустят из города. Уплывай из Ханганата. Так надо... пусть хотя бы один из нас останется жив.

И второе просветление, за которое он цеплялся, что есть силы.

Ему стало немного легче. Его поили молоком, купали в воде со странным запахом, а потом пришел отец.

Сел рядом на кровать, погладил по волосам.

Рабы выскользнули за дверь, оставляя отца наедине с сыном.

 - Амир, ты умираешь.

 - Я знаю, отец.

 - Мне написал Тахир Джиаман дин Дашшар.

 - Да, отец.

 - Я знаю, ты отпустил его. Почему?

 - Он тоже знал, что я умираю. И... не лгал мне.

 - Вот, значит, как... я не противился тогда. И не стал ловить его. И преследовать тех, кто ему помог. Как оказалось - не зря.

Вспыхнувшая надежда отозвалась острой болью. Но к боли юноша давно притерпелся.

 - Отец?

 - Он пишет, что тебе дают яд. Он не знает, как, но знает человека, который распознал отраву с его слов и может тебя вылечить.

 - Так пусть...

 - Это - женщина. Ативенская графиня Иртон. Я расспросил людей. И она действительно творит чудеса. Но сюда я ее вызвать не могу. Пока я спишусь с Эдоардом, пока он напишет ей, пока она приедет...

Юноша кивнул.

Полгода. Минимум.

Он столько не протянет. Докторусы давали ему месяца три. Максимум.

 - Я придумал иначе. Ты отправишься в Иртон.

 - Н-но...

 - Если это яд - отравителю сложнее будет давать его на корабле. Я знаю, что сейчас зима, что пролив опасен... я знаю. Но выбора у нас нет.

 - Здесь я умру. Там же...

 - Это - шанс. Крохотный, но шанс. И заодно я напишу Эдоарду. Тебе с собой я дам золото, дам людей, дам почтовых птиц... и буду ждать вестей, сын.

 - Я сделаю все, чтобы выжить, отец.

Амир смотрел твердо и серьезно. И Ханган вздохнул.

 - Верно говорят мудрецы, что только от любимой и любящей женщины рождаются настоящие дети. Гизъяр готова была войти в огонь ради меня. А я любил ее без меры и памяти. И тебя люблю. Ты мой первенец. Остальные мои сыновья... Селим глуп и слаб. Шаран шалеет от женщин - Ханганатом будет править не он, а его гарем. Мехмед скорее ученый, чем правитель. Рашад - воин. Ему нельзя доверять страну. Джиан и Зуртан слишком малы. И неизвестно, что из них получится. Ты - единственный, кому я бы доверил страну.

 - Кому-то это не понравилось.

 - После твоего отъезда я объявлю, что наследником станет Рашад. И посмотрю, что получится.

 - Не...

 - Остальные еще хуже.

 - А если...

 - я знаю. Я подставляю под удар еще одного сына. Будь оно все проклято...

Амир впервые видел на лице отца слезы.

 - Вернись живым, сынок. Только вернись.

 - я постараюсь, отец.

Обрывки мыслей, слов, чувств... неужели когда-то он просто - жил?

И - боль.

В какой-то момент стало легче. А потом...

Грохотнуло так, что мальчик открыл глаза.

- Какого... и ..., вы, ... и ... тут делаете, ...?!

Голос был звонким, женским и отчетливо властным. Да и текст... Амир настолько удивился, что даже попытался открыть глаза.