Сельма Лагерлёф - Сага о Йёсте Берлинге

Нелегки были ее шаги по этому пути, ведь она считала, что еще не заслужила у Бога прощения. И все же ей было радостно оттого, что отныне она будет нести бремя своего греха среди чужих людей. Их равнодушные взгляды будут скользить по ней, унимая боль ее сердца; так холодный металл унимает боль, если приложить его к ушибленному месту.

Она собиралась идти до тех пор, покуда не найдет бедный хутор на опушке леса, где никто ее не знает.

«Люди добрые, — скажу я им, — беда со мной стряслась, родители выгнали меня из дому. Прошу вас, дайте мне приют в вашем доме, покуда я сама не заработаю на хлеб. У меня есть немного денег».

Так шла она светлой июньской ночью; май, что был для нее месяцем тяжелых мук, миновал. Ах, май месяц, прекрасная пора, когда светлая зелень берез смешивается с темной хвоей ельника, когда напоенный теплом южный ветер прилетает из далеких краев.

Не покажусь ли я тебе неблагодарной, чудесный май? Ведь я, как и все, наслаждалась твоими дарами и не воспела ни единым словом твою красоту.

Ах, май месяц, светлая, милая сердцу пора, смотрел ли ты когда-нибудь на дитя, что сидит у матери на коленях и слушает сказки? Пока ему рассказывают о жестоких великанах, о страданиях прекрасных принцесс, он держит голову прямо и глядит широко раскрытыми глазами, но стоит матери заговорить о счастье, о сиянии солнца, как малютка тут же смыкает очи и засыпает, склонив голову ей на грудь.

И я, прекрасный май, подобна этому младенцу. Пусть другие слушают рассказы про цветы и солнце, мне милее темные ночи, полные чудес и опасных приключений, меня влекут страдания заблудших сердец.

Глава семнадцатая

ЖЕЛЕЗО ИЗ ЭКЕБЮ

Пришла весна, и все вермландские заводы начали отправлять железо в Гётеборг.

Но в Экебю железа не было. Осенью там часто не хватало воды, а весной хозяйничали кавалеры.

В пору их владычества по тяжелым гранитным уступам водопада Бьёркшёфаллет струилось горькое пенистое пиво, а длинное озеро Лёвен было наполнено не водой, а вином.

Во времена кавалеров в горне не выплавлялось железо; кузнецы, стоя в одних рубашках и деревянных башмаках перед печами, поворачивали на длинных вертелах огромные куски мяса, а их подмастерья держали длинными клещами над горячими углями нашпигованных каплунов. В ту пору на заводской усадьбе знай себе танцевали и веселились. На верстаках укладывались спать, а наковальни приспособили вместо карточных столов. В ту пору не ковали железо в Экебю.

Но вот пришла весна, и в гётеборгской оптовой конторе начали ждать, когда же придет железо из Экебю. Прочитали снова контракт, заключенный с майором и майоршей, в котором говорилось о поставках многих сотен шеппундов[45] железа.

Но что за дело кавалерам до контрактов майорши? У них одна забота: лишь бы за веселыми пирами не переставала звучать музыка! Лишь бы на заводской усадьбе не прекращались танцы!

Отовсюду прибывало железо в Гётеборг: из Стёмне, из Сёлье. Железо из Чюмсберга везли из глухомани к Венерну. Оно прибывало из Уддехольма, из Мункфорса, со всех горных заводов. Но где же сотни шеппундов из Экебю?

Неужто Экебю перестал быть лучшим заводом в Вермланде? Разве некому больше поддержать честь старого поместья? В руках беспечных кавалеров Экебю все равно что зола на ветру. У них на уме лишь танцы да веселье. Ни на что другое они не годятся, эти недоумки.

А водопады и реки, грузовые суда и баржи спрашивают, недоумевая, друг у друга:

— Почему не везут железо из Экебю?

Леса и озера, горы и долины шепчутся, вопрошая друг друга:

— Почему не везут железо из Экебю? Неужто в Экебю нет больше железа?

А в лесной чащобе хохочут ямы углежогов, смеются язвительно и тяжелые молоты в закопченных кузницах, хохочут вовсю, разевая широкие пасти, рудники, корчатся от смеха ящики столов в оптовой конторе, где хранятся контракты майорши.

— Слыхали вы что-нибудь подобное?

В Экебю нет больше железа. Это на лучшем-то вермландском заводе вовсе нет железа.

Проснитесь же вы, беспечные, опомнитесь, бездомные! Неужто вы позволите столь постыдно позорить Экебю? О, кавалеры, если вы в самом деле любите этот прекраснейший уголок на всем белом свете, если вы тоскуете вдали от него, если не можете говорить о нем с людьми незнакомыми, не смахнув слезы с глаз, опомнитесь и спасите честь Экебю.

Но если в Экебю молоты отдыхали, то в остальных шести дочерних заводах они стучали неустанно. Там-то, поди, железа предостаточно. И Йёста Берлинг без промедления едет туда, чтобы поговорить с управляющими.

На ближний завод, что стоит в Хёгфорсе на берегу Бьёркшёэльвена неподалеку от Экебю, он, надо сказать, решил не заезжать. Здесь, ясное дело, тоже царил кавалерский дух.

Вместо того он проехал несколько миль к северу и добрался до Лётафорса. Красиво это место, что и говорить. Впереди простирается верхний Лёвен, позади возвышаются отвесные склоны древней Гурлиты. Край дикий, романтический. Но вот с кузницей беда. Водяное колесо сломалось и не работало целый год.

— Так отчего же вы его не починили?

— А оттого, друг мой любезный, что один-единственный во всей округе столяр, который мог бы его починить, был занят в другом месте. Мы не смогли выковать ни одного шеппунда.

— Почему же вы не послали за плотником?

— Не послали! Да мы посылали за ним каждый день, но он никак не мог прийти. Говорил, что занят, сооружает кегельбаны да беседки в Экебю.

Тут Йёста понял, что ничего хорошего ему эта поездка не сулит.

Поехал он дальше, в Бьёрнидет. Тоже место красоты неописуемой, впору замок здесь было строить. Большое главное здание в центре полукруглой долины окружено с трех сторон высокими горами, а с четвертой открывается вид на оконечность Лёвена. И Йёста знает, что нет лучше места для романтических прогулок под луной, чем дорожка вдоль берега реки, ведущая мимо водопада к кузнице, вырубленной прямо в огромной скале. Но железо… есть ли там хоть сколько-нибудь железа?

Нет, конечно, нет. У них не было угля, а денег из Экебю, чтобы нанять угольщиков и грузчиков, они так и не получили. Завод не работал всю зиму.

И вот Йёста снова едет на юг. Он отправляется в Хон, на восточный берег Лёвена, оттуда в Лёвстафорс, в Дремучий лес, но и там дела обстоят не лучше. Железа нет нигде, и оказывается, что в этом виноваты одни лишь кавалеры.

Йёста возвращается в Экебю, и кавалеры с мрачным видом осматривают остатки железа, хранившиеся на складе в Экебю, — какие-то пятьдесят с лишним шеппундов. Не до веселья теперь, им кажется, будто вся природа насмехается над Экебю, земля содрогается от рыданий, что деревья гневно машут ветвями, а травы и цветы оплакивают его былую славу.