Марк Энтони - Цитадель Огня

Тревис некоторое время разглядывал кружку с отбитым краем, а потом потянулся к ней, но рука не желала слушаться. Тогда он ухватился за нее обеими руками и поднес к губам. В нос ударил сильный запах с металлическим привкусом, и его чудом не вытошнило. Он быстро поставил кружку, и несколько капель густой, коричневой, похожей на блевотину, жидкости пролилось на стол.

Наконец он все понял: рядом город, столы, крестьяне, женщина, которая принесла ему пиво. Значит, это что-то вроде постоялого двора. Таверна.

Нет, салун…

И тут словно острый нож располосовал туманную пелену, которая окутывала его мозг. Он вспомнил. И содрогнулся. Как же он мог забыть? Воспоминания вернулись пульсирующими вспышками, ослепительными, словно молнии, разрывающие ночное небо. «Шахтный ствол», Макс, пожар.

О Макс…

Сердце сжалось от такой невыносимой боли, точно трагические события произошли мгновение назад, будто он только что видел, как его друга охватило жаркое пламя. Тревис закрыл глаза, сосредоточился и понял, что все помнит. Дейдра, Ищущие, «Дюратек». Малышка Саманта и слепая сестра Миррим. Но его воспоминания не объясняли случившегося. Зачем брат Сай отправил его сюда?

В памяти всплыли слова:

Ключ… Я должен отдать ключ тебе.

И вот он увидел, как пламя поглотило другого человека — черный балахон раздувается, а потом опадает, будто крылья бабочки, сгоревшей в пламени свечи.

Берегись — он пожрет тебя…

Тревис вздрогнул, сообразив, что это самое главное из его воспоминаний. Он попытался понять почему, но ему никак не удавалось сосредоточиться. Тревис уже не мог справиться с дрожью, его отчаянно трясло, руки метались по столу, оставляя влажные следы, точно умирающие рыбины, выброшенные на берег. Язык во рту распух. А еще казалось, будто кто-то засунул ему под мышки раскаленные камни.

И тут в его мысли ворвался новый звук — кто-то отодвинул стул, послышались тяжелые шаги. Тревис заставил себя поднять голову. На него уставились маленькие глазки, в которых застыло подозрение.

— Убирайся отсюда, — сказал мужчина.

Даже с монеткой Тревис с трудом разбирал его слова. Он попытался ответить, но не смог выдавить из себя ни звука. Тогда он провел сухим языком по губам и попробовал еще раз.

— Мне только… я посижу немного и уйду.

Толстые пальцы потянулись к ножу, засунутому за пояс штанов. От мужчины омерзительно воняло, круглое бородатое лицо исказила ненависть. Тревис уловил движение теней и посмотрел на занавеску, за которой скрылась женщина. Он едва успел увидеть испуганные зеленые глаза, но они тут же исчезли.

— Такие, как ты, нам тут не нужны, — сказал виллан.

Тревис посмотрел на него, понимая, что должен испытывать страх, но не чувствовал ничего, кроме всепоглощающего жара, в жадную пасть которого постепенно погружался. Сколько еще пройдет времени, прежде чем огонь поглотит его, как того несчастного в черном? И как Макса?

— Какие? — с трудом выговорил он.

— Те, что носят серые балахоны.

Виллан сплюнул на пол.

Тревис взглянул на свой серый балахон и вспомнил разбитую статую, что валялась на кладбище. Кажется, он все понял.

Произнеси руну, Тревис.

В поле его зрения возникло еще два виллана, которые не сводили с него ненавидящих глаз.

— Убирайся отсюда, серый человек, — проревел один из них.

Атмосфера накалялась, Тревису казалось, что все краски потеряли свой цвет и подернулись дымом. Он вцепился в край стола, чтобы не упасть.

Быстрее, Тревис! Произнеси руну. Они тебя убьют.

У Тревиса возникло ощущение, будто он пробивается сквозь расплавленный камень, но он заставил себя подчиниться. Открыл рот, вытянул в сторону мужчины руку и собрался произнести одно слово.

Кронд.

Но прежде чем выговорить слово вслух, убрал руку. Что-то здесь не так, что-то мешало ему, какая-то причина мешала ему это сделать.

Тревис!

Поздно. Тревис уже не мог бы подчиниться голосу, звучавшему у него в голове, даже если бы захотел. Сильные руки схватили его за плечи, стащили со скамьи, толкнули к стене. Раздался треск, и его пронзила вспышка боли, хотя Тревис почти не заметил ее — таким ослепительным и почти невыносимым был жар, окутавший его тело. Еще несколько мгновений. Он открыл глаза и увидел кулак, направленный прямо ему в лицо.

Неожиданно раздался грохот.

Сквозь туман, застилавший глаза, он увидел, как распахнулась дверь таверны, и во все стороны полетели щепки.

— Остановитесь! — приказал суровый голос.

Крестьяне замерли на своих местах, страх на их лицах сменился ужасом. Перед Тревисом стояли испуганные жалкие дворняжки, а не разъяренные боевые псы.

— Отпустите его! Немедленно!

Чистый, точно рожок, голос явно принадлежал человеку благородного происхождения, и сердце Тревиса наполнилось ликованием. Он попытался разглядеть своего спасителя, но сквозь пелену, застилавшую глаза, видел лишь высокого мужчину, окруженного волшебным сиянием. Он подошел, и крестьяне испуганно отступили. Прохладная рука коснулась плеча Тревиса.

— Не бойтесь, — мелодичным голосом проговорил сияющий незнакомец. — Я с вами.

Тревис улыбнулся и хотел сказать прекрасному видению, что с ним все в порядке, что скоро его заберет огонь, но прежде, чем он сумел произнести хотя бы слово, ноги у него подкосились, и Тревис повалился на грязный пол.

Я иду к тебе, Макс.

Мир вокруг него перестал существовать. Но его поглотил мрак, а не огонь.

ГЛАВА 38

Было очень поздно. Или рано.

Лежа на своей жалкой постели на земле, Грейс смотрела в темный купол неба, наблюдая за тем, как луна медленно движется к горизонту. Наверное, спутник Земли теперь покажется ей чужим — ведь он такой маленький, холодный и ужасно далекий. Она уже успела привыкнуть к огромной, золотистой луне Зеи.

Грейс занялась мысленными подсчетами — и луна подтвердила ее догадку. Она медленно, неуклонно увеличивалась, и уже была в своей четверти.

Значит, сегодня седьмой день с тех пор, как мы покинули Кейлавер, Грейс. Получается, что до полнолуния осталось всего восемь. А потом…

Неожиданно серебристое покрывало облаков рассеялось, и на небе появилась пульсирующая алая искра, залив луну кроваво-красным сиянием. Грейс вскрикнула.

— Что случилось, миледи?

— Дарж, — произнесла Грейс, словно слово молитвы. Рыцарь присел рядом с ней на корточки. В темноте его лицо казалось таким же изборожденным морщинами, как и лик самой луны, но в глубоко посаженных глазах читалась тревога. Уже в который раз Грейс подивилась его надежности и силе. Несмотря на невысокий рост, у Даржа были широкие плечи и могучие руки и ноги. В свои сорок шесть лет рыцарь считал себя стариком, но Грейс он представлялся скалой, истерзанной ветром, но не склонившейся под ударами стихий. Дарж наклонился к Грейс.