Джей Болтон - Бог долины

Через несколько сотен шагов Конан приблизился к гребню, за которым начинался пологий спуск с горы. Каменный вал нависал здесь над склоном наподобие козырька, под которым можно было укрыться от ветра и непогоды. Над гребнем, то бледнея, то ярко вспыхивая, плясали отблески костра. Одинокий красивый голос на странной смеси туранского и вендийского выводил веселую песню. Конан бесшумно подполз к краю карниза и осторожно выглянул вниз. В свете костра он увидел сидящего на корточках человека в заношенном до дыр полосатом халате, с голыми ногами, в грубых стоптанных сандалиях. Бродяга 'беспечно пел и жарил на огне мясо. Недалеко от оборванца лежали до боли знакомые варвару седло и сабля, а в стороне стоял гирканский жеребец с торбой на морде, кстати, тоже принадлежавшей Конану, и довольно хрустел овсом. Гнев помутил рассудок киммерийца, и варвар прыгнул прямо вниз. Мягко, словно кот, опустившись на ноги, Конан перемахнул через костер и, схватив бродягу за воротник, легко оторвал от земли. Расширившиеся от страха глаза тощего оборванца с ужасом смотрели на киммерийца.

— Не убивай меня, грозный воитель! — взмолился бродяга, болтая в воздухе ногами. — Мое имя Бахман… Я бродячий певец. Меня все в горах знают! Клянусь, я в жизни не причинил никому зла!

— Ну, надо же! — насмешливо удивился Конан. — И откуда у тебя этот коиь?

— О, ради всего святого, пощади… — только и смог выдавить нищий, страдальчески закатывая глаза.

— Я вижу, ты меня узнал, — удовлетворенно сказал киммериец и разжал пальцы, сжимавшие воротник халата. — Ты грязный, жалкий вор.

Бродяга бесформенным мешком рухнул на землю, но тут же вскочил на колени и, молитвенно сложив руки, запричитал:

— Прости мой грех, о благородный воин! Клянусь своим голосом, Нергал попутал! Посмотри на меня, разве я похож на разбойника?!

Конан, не обращая внимания на причитания оборванца, снял с огня подрумянившийся кусок мяса и с наслаждением впился в него зубами.

— Э-эй!.. Что ты делаешь?! — опешил Бахман. — Это же мой ужин!

— Я не ослышался? — Конан вопросительно изогнул дугой бровь.

— Прости, — поспешно отступил оборванец, прижав руки к груди. — Ешь на здоровье. Я не голоден.

Варвар не заставил себя уговаривать: он крепкими зубами отрывал куски мяса, неторопливо пережевывал, и нарочно громко глотал. Все это время Бахман, сгорбившись, сидел напротив и с тоской провожал голодными глазами каждый кусок баранины, нервно сглатывая слюну. Наконец, он не выдержал и жалобно заскулил:

— Может, оставишь немного и мне?

Конан, даже не взглянув на бродягу, подвинул в его сторону глиняную плошку с вычищенными дольками чеснока. Бахман брезгливо поморщился.

— Благодарю тебя, незнакомец, — обиженно молвил он. — Ты проявляешь истинное милосердие к несчастному певцу.

Конан хмыкнул и не удостоил его ответа, целиком поглощенные едой. На некоторое время замолчал и Бахман. Но аромат баранины назойливо раздражал вора.

— А ведь я мог тебя убить… — как бы размышляя вслух, сказал он, подчеркнуто отвернувшись в сторону. — Но я не сделал этого.

— Думаю, ты сам себе врешь, — возразил ему Конан с набитым ртом. — Для того чтобы убить человека, одного голоса недостаточно.

— Да, наверное, ты прав, — тяжело вздохнул Бахман, потупив взор. — И поделом мне… Еще отец в детстве наказывал — не брать никогда чужого. Но что ты собираешься со мной делать?

— Ты знаешь эти горы?

— Я здесь родился и вырос, — гордо выпятив впалую грудь, ответил воришка.

— Тогда покажешь мне дорогу в долину Ильбарса, и, возможно, я тебя отпущу. А до этого свяжу, чтоб ты не вздумал удрать.

— К чему такие предосторожности? — шипя от боли, недовольно ворчал Бахман, пока киммериец ремнями скручивал ему ноги. — Никуда я не убегу.

— Когда я покидал родительский дом, мой отец тоже мне кое-что сказал на прощание: верь людям, сынок, но никогда не доверяй колдунам и еще певцам, — назидательно ответил Конан, проверяя крепость узлов. — Спи. Завтра ты нужен мне бодрым и свежим.

Сам он устроился возле костра, завернулся в плащ, положив под голову седло, и мгновенно уснул, ощущая приятную тяжесть в желудке.

Утреннее солнце разбудило Конана своим ласковым прикосновением. Первое, что он сразу заметил — исчезновение певца, но, внимательно осмотрев следы, киммериец решил, что беспокоиться не о чем. Ироническая улыбка скользнула по его лицу, и Конан стал неспешно собираться. Бахмана он нашел по четко видному следу шагах в ста от лагеря. Не сумев освободиться от пут, бродяга предпринял отчаянную попытку улизнуть, и эти сто шагов прополз на брюхе, извиваясь, словно змея. Когда Конан с гирканцем в поводу приблизились к нему, он даже их не заметил. Раскрасневшийся от натуги, воришка с остервенением пытался перетереть ремни на руках об острый край камня.

— Может тебе помочь? — шутливо спросил его киммериец.

Певец вздрогнул от неожиданности, вскинул к небу исполненный муки взгляд и весь как-то сник. Впрочем, всего лишь на миг, после чего вновь обрел свой насмешливо-лукавый вид.

— Рад тебя видеть, господин! — не моргнув глазом, приветствовал он киммерийца. — Я тут как раз песню о тебе сочинял. Знаешь, иногда поэтам нужно уединение… И вдруг поймал себя на мысли, что даже не знаю твоего благородного имени.

— Зови меня Конан из Киммерии, — вполне миролюбиво ответил варвар.

— Я так почему-то и думал, — загадочно промолвил вслух Бахман и неразборчиво забубнил себе под нос: — Киммериец… проходимец… нечестивец — нет, не то… Ага, вот оно!

Он неуклюже поднялся на ноги, гордо вскинул голову и торжественно произнес:

— Ну, как ты находишь? По-моему, неплохо?

Конан поморщился.

— Кто именно? — спросил он.

— Прости, о чем ты? — не понял его поэт.

— Кого ты называешь любимцем Богов — себя или меня?

— Ты ничего не смыслишь в высокой поэзии! — пылая благородным гневом, вскинулся оскорбленный поэт, но тут же забыл о своей обиде и с призрением добавил. — Однако чего иного можно было ожидать от варвара.

— Ладно, — примирительно хмыкнул Конан. — Ты доказал, что ты поэт. Теперь посмотрим, так же ли хорошо известны тебе горные тропы, как ты горазд сочинять стихи.

Конан быстро распутал ремни на ногах и руках певца и слегка подтолкнул его вперед.

— Веди! — приказал он. — И от того, насколько быстро мы доберемся в долину Ильбарса, будет зависеть — получишь ты свободу или нет.