Роджер Желязны - Психолавка

— вот как ее звали! Люси Борджиа.

Входная дверь внезапно распахнулась, и в проеме возник столб атмосферного электричества. Светясь холодным светом, столб переместился на середину приемной, и из него показалась огромная, исполненная невыразимого достоинства фигура Мефистофеля.

Пришлось с радостной улыбкой приветствовать его.

Он грациозно поклонился в ответ.

— Merci! Merci! Merci! Я десятый граф Але-сандро ди Калиостро.

— Ну как же! — улыбнулся Адам. — Потомок того самого Калиостро, авантюриста, волшебника, лжеца и великого мошенника. Умершего в крепостной тюрьме Сан-Лео в 1795 году.

— Да. Имею честь, месье Мазер!

— Вы десятый граф Калиостро? Значит, вы должны были родиться где-то в конце двадцать первого века?

— В самом начале двадцать второго, месье. В Париже.

— Добро пожаловать к нам, граф. Мы сочтем за честь… А это моя…

— Да-да, это ваша ассистентка, она из змей, а зовут ее Сссс. — Он явно произносил это имя именно так, как надо. — Но вот этот джентльмен из Etats-Unis мне не знаком…

— Это Альф, он из журнала «Ригодон». Он помогает мне, а заодно готовит статью о нашей меняльной лавке «Черная дыра».

— Очень приятно, месье Альфред! Счастлив с вами познакомиться. Но вы, разумеется, понимаете, что ваши распрекрасные сочинения так никогда и не будут напечатаны? В это просто никто не поверит. Да и можно ли поверить волшебству, которое творит месье Мазер? И тем не менее он настоящий гений! Как и мой прапрапра… и так далее дед, знаменитый…э-э… Пардон, мэтр, как лучше перевести слово simulateur?

— Обманщик. Фальсификатор.

— Да-да, месье Мазер — такой же великий фальсификатор, как и мой дед!

— Благодарю вас, граф Алесандро. Надеюсь, это просто визит вежливости? Полагаю, нам будет приятно общество друг друга. Как-то раз к нам с визитом вежливости заходил доктор Франц Голл, так много давший для развития френологии note 3 . Но потом он сказал, что ему хотелось бы исследовать шишки на черепе какого-нибудь шарлатана. Мне это было очень приятно, а ему — не очень.

— Почему же нет? — спросил я.

— Он очень смутился, когда я предложил ему осмотреть мою голову. И сказал, что у меня вообще нет на черепе ни одной шишки, из-за чего может рухнуть вся его теория. Я начал подбадривать его с помощью… Как следует перевести слово craque, граф Алесандро?

— Небылица. Попросту вранье.

— С помощью одной небылицы насчет того, что у меня мозги там, где у всех прочих кишки, и наоборот. Он сказал, что в таком случае я урод, и попросил разрешения ощупать мой живот. Удалился он в гневе.

Мы посмеялись. Затем Калиостро сказал:

— Очень жаль разочаровывать вас, мэтр, но это не просто визит вежливости. Я пришел к вам по делу. Я очень хочу купить вот это. — И он протянул Адаму кассету.

Адам осторожно вытянул кончик пленки и стал пропускать ее между своим большим пальцем и указательным. Пленка, казалось, состояла из каких-то мерцающих искорок. Калиостро заметил, с каким любопытством я смотрю на это, и пояснил:

— Фонотакт XXII века. Там все 666 составляющих.

Адам тихонько присвистнул.

— Число зверя в «Откровении» обозначено как шесть сотен, плюс три раза по двадцать, плюс еще шесть. Вы замышляете создание какого-нибудь чудовища, граф Алесандро? Или, может, всеведущего мага?

— Вы забываете, что там дальше: «Кто имеет ум, тот сочти число зверя; ибо это число человеческое"'.

— Совершенно верно. В таком случае вы, значит, создаете человека?

— Точнее, некоего inconnu, «человека неслыханного».

— Ей-богу, все страньше и страньше!

— Я намерен синтезировать уникального андроида. Не какое-нибудь неуклюжее подобие тех моделей, какие выпекают в лабораториях, но само совершенство — он сможет не только общаться с вами, но и держать под контролем все свои чисто человеческие порывы, все свои врожденные инстинкты… Нет, это будет не андроид, друг мой!..

— Значит, Иддроид!note 4 С большой буквы! — воскликнул Адам, сверкая глазами. — Но это же чудесно! Ваш дедушка, то есть ваш девять раз пра-пра, может, и был гениальным фальсификатором, но вы аболютный гений!

— Тысяча благодарностей, мэтр. Значит, вы мне поможете?

— Непременно! Я просто настаиваю на этом! . И я так вам признателен — это же просто замечательный вызов науке, судьбе!.. А в какой степени вы оцениваете возможность успеха?

— Chacun la moitie. Пятьдесят на пятьдесят.

— Хм, вполне прилично… Ну что ж, поговорим о том, что вам может понадобиться для работы над вашим Иддроидом. У меня многое из вашего списка уже имеется, однако кое-чем придется заняться специально. Например, нужно где-то раздобыть шестое чувство, порожденную агрессивностью способность предсказывать будущее по волшебному кристаллу, патологическую суеверность, абсолютное невежество и — это самое трудное! — источник архетипов в сознании человека, то есть Коллективное Бессознательное.

— Все это чрезвычайно важно, мэтр, и я готов заплатить вам сколько угодно.

— Ни в коем случае, граф Алесандро! Я же с вами сотрудничаю! Мы же с вами бросаем замечательный вызов науке! Итак, est-ce que cela presse? Вы торопитесь?

— Совсем не тороплюсь.

— Можете дать мне неделю?

— Я дам вам две недели и даже больше! Аи ге-voir. — И Калиостро удалился в виде столба пурпурного дыма.

Не успел я открыть рот и выразить свое изумление, как наш рыжий Магнетрон уже фонтанировал энергией.

— Ты готова, нянюшка? — Глория кивнула. В данный момент он явно ее подавлял. — Вот и отлично! Мы только туда и сразу обратно, Альф. Немного поищем в разных временах и пространствах. Надеюсь, ты не откажешься немного посторожить нашу лавку?

— Эй! Погодите минутку! Что я тут с вашими психами делать буду? Я же не знаю, как…

— Ну конечно, не знаешь! — Он повернулся к Глории: — Дорогая, не забудь ту пленку! — И постарался успокоить меня: — Ни о чем не беспокойся. Просто попроси всех немного подождать — мы скоро вернемся.

— Попросить? Но как? Я же не лингвист, у меня вообще с иностранными языками неважно… А что, если сюда заявится какой-нибудь печальный друид?

— А ты обмани его. Альф! — рассмеялся Адам. — Придумай какой-нибудь прикол. Можешь оторваться на всю катушку!

И они исчезли.

И не успел я решить, то ли мне остаться в этой психолавочке, то ли смотаться отсюда к чертовой матери, как проклятый столб от коновязи в виде Людвига ван Бетховена (1770-1827) влетел в лавку и сердито загремел на чистейшем немецком.

Боже мой!

— Моя не говорить по-немецки, — промямлил я, как полный кретин. — Пусть твоя лучше говорить по-английски.

Бетховен смерил меня сердитым взглядом, подбежал к клавикордам и ударил по клавишам, взяв аккорды сразу в трех октавах, — возможно, это как-то помогло ему прийти в себя, потому что он прорычал уже спокойнее: