Максим Мейстер - Чужой

Наконец она обессилила и обмякла, а я с тоской думал, ну почему?!! Зачем я должен так издеваться над любимой женщиной, когда я хочу просто любить ее?!

На душе стало так тоскливо и муторно, что я не выдержал и смерцал в лес. В место, где предаюсь печали. Это небольшая рощица, там есть раскидистые деревья с ветвями, опускающимися прямо к земле. Из-за чего повсюду образуются своеобразные укромные шалашики. И большие и маленькие. Один такой я облюбовал для своего печального настроения. И каждый раз, когда оно начинало играть у меня внутри, оказывался среди листвы, ловя редкие солнечные блики, проникающие сквозь ветви.

Здесь было тихо. Только печальная кукушка, словно в унисон моему настроению, искала своих деток: "Ку-ку… шка, ку-ку… шка…" Только здесь кукушки грустили именно так, в три слога. Когда я оказывался севернее, то слышал от них лишь двусложное "Ку-ку, ку-ку…" И это было совсем не так печально.

Я свернулся калачиком на мягком мху и погрузился в печаль. Никогда она не была с таким сильным тоскливым оттенком. Печаль бывает разная: светлая, тихая, с искрами надежды и гулкая, словно камень, брошенный в пропасть… Но никогда я не испытывал такой, как сегодня. Тоскливая и разрывающая сердце. И… с жалостью к самому себе!

Так странно. Похоже, я все чаще начинаю жалеть о своей любви. Что может быть ужаснее и неправильнее?…

Время шло, давление города уходило, и моя тоска растворялась вместе с ним. Я слушал кукушку… и вскоре на сердце осталась только сильная-сильная грусть. И тогда сами собой стали слагаться стихи. Необычные, словно на двух языках, со множеством слов, что я узнал из энциклопедии Ауиниоана.

Пружинил мох и лист шуршал,

Среди деревьев луч играл,

И птичьих голосов невинный щебет

То здесь, то там таинственно звучал.

Мелькнул- пропал хвост белки на сосне,

Цветы лесные, радуясь росе,

Пьют сквозь нее искринки солнца,

Сияя в скромной красоте…

Вдруг предо мной - дорога неземная,

Вся черная, вся ровная, прямая.

"Что это здесь? Откуда и зачем?" -

Подумал я, на черный путь вступая.

Он убегал куда-то вдаль, в тумане…

В далекой дымке, словно на экране,

Лишь силуэты. Что же там такое?

И я пошел, не мысля об обмане.

Как хорошо идти! Как твердо, ровно.

Чеканю шаг, расправил плечи гордо…

Но вдруг с тревогой замечаю,

Что все меняется невольно…

Вместо деревьев выросли столбы,

И вместо солнца - жар из высоты,

А пенье птиц - гуденье в проводах,

Исчезли вовсе белки и цветы…

Тревога сжала сердце… Что случилось?

Я шаг ускорил. Дымка опустилась,

И я вошел в лес камня и бетона…

Мне никогда б такое не приснилось!…

Шум, грохот, крики, ругань, смрад…

Коробки серые, пустых глазниц парад.

Вокруг лишь люди, люди, люди…

Несутся, в точку уперевши взгляд…

Я остановился, чувствуя что-то странное в появляющихся строчках. Повторил про себя уже сочиненное и вдруг понял: в последних строках я назвал гордейцев людьми!…

Что ж, в каком-то смысле это правильно. Ведь, если верить Ауиниоану, мы произошли от них. Хотя сам я всегда думал, что мы - это две близкие, но все же различные расы. Интересно, почему кто-то не смог стать человеком? Почему кто-то остался на предыдущей эволюционной ступеньке?… Так жалко их… Неужели это неизлечимо? Вот бы узнать…

И тут я вспомнил, что бедный Ауиниоан до сих пор читает лекцию моему фантому! Стало так стыдно, что я покраснел и не сразу заместил фантом, а сначала полноценно подключился к нему и с облегчением узнал, что ученый не заметил подмены. Тогда я осторожно смерцал в фантом и, как ни в чем не бывало, продолжил слушать лектора, одновременно впитывая то, что успел накопить ментальный блок фантома.

- Ну вот и все, - через какие-то полчаса сказал Ауиниоан. - На этом краткий обзор завершен. Хорошо, что ты вернулся хотя бы к концу… - Старик посмотрел на меня сердито.

- Я… - Мне было так неловко, что даже подходящих мыслей не находилось, не говоря уж о словах.

- И я бы очень обиделся и не стал бы с тобой разговаривать, если бы не догадался проследить, куда ты смерцал. - У меня перехватило дыхание. - Кстати, потренируйся с фантомами, а то ты мне такую фигню, прости за выражение, оставил, что она стала через пять минут распадаться, и мне самому пришлось ее подпитывать, чтобы ты ничего не заметил и продолжал свои дела в городе…

- Я… я… - Мне почему-то тоже хотелось рассердиться, но не получилось. Видимо, грусть и тоска все еще владели моим сердцем, не оставляя простора для других чувств. - И как ты думаешь, я все правильно делал?…

В конце концов, очень хотелось с кем-то посоветоваться, поделиться, а кто еще мог лучше ответить на мои вопросы, как не специалист по гордейцам?

- Откуда же я знаю? Я ученый, а не практик. Судя по фильмотеке и некоторым частям энциклопедии, все правильно. Хотя еще бы посмотреть на реакцию той гордейки. Зря ты так поспешно оттуда смерцал. Мог бы хоть фантом оставить…

- Не до этого было, - вздохнул я.

- Да вижу, - буркнул Ауиниоан. - Я хоть и закрылся, но даже сквозь блок от тебя такой тоской веет, что сам сейчас заплачу.

- А твое мнение обо всем, в целом? Ну, как бы…

- Хочешь мое мнение?… Зря ты полюбил гордейку. Да и полюбил ли? Подумай, может это просто жалость, которая иногда так похожа на любовь? Если да, то жалей себе на здоровье, я и сам их иногда жалею, хоть и специалист, а любовь найди в сердце людицы…

- Друзья тоже так говорят. - Я грустно улыбнулся. - Но самое страшное, такие мысли все чаще стали появляться и у меня самого. Да, жалость есть, но если бы только она одна!…

- Тогда… - Ауиниоан вдруг задумался. Я не стал закрываться, хотя почувствовал, что ученый залез ко мне в память. - Тогда будь предан своей любви до конца. Ты же человек! Пусть так случилось, что твоя любовь никогда не станет полной, никогда не раскроется со всех сторон, но ведь в этом тоже что-то есть… Бывает, любящий человек теряет свою людицу. И вся его жизнь становится грустью и воспоминаниями… Понимаешь, о чем я?…

- Да, любовь принимают, какие бы внешние условия ни были.

- Я не совсем об этом. - Ауиниоан замолчал и, казалось, снова о чем-то серьезно задумался. - Хотя и об этом тоже. Но главное, что я хочу сказать: есть много историй любви, которые гораздо печальнее твоей. Потому что нет печальнее любви, в которой нет надежды. А у тебя она есть…

- Есть?… А мне кажется, что мне тяжелее, чем даже потерявшим свою людицу! Потому что им остается только смириться и любить воспоминания, а у меня!… У меня вроде бы и надежда есть, и сердце, в котором я нашел свою любовь, живет и бьется, но при этом все так безнадежно…

- Люби, как можешь. Давай то, что можешь дать. Что я могу еще сказать? - торжественно сказал Ауиниоан и вдруг перешел на мысли. - "Жаль, что гордейцы совсем не умеют общаться внутри. Тебе даже просто связаться будет сложно…"