Александр Абердин - Неупокоенный - астральный воин

Великий герцог восточных районов Ада кивнул головой, и с насмешливой улыбкой ответил:

- Нет, друг мой, сегодня я не намерен ничего начинать. Сегодня я наоборот, намерен закончить тот тяжкий труд, который начал на Земле ещё триста лет назад. Хотя в это никто в Аду и не верит, но именно сегодня я поставлю точку в той длинной пьесе, которую написал Он. Финал её будет совсем не таким, каким его замыслил Творец того бардака, в котором мы имеем несчастье жить. Человек никогда не сможет возвыситься и все домыслы ангелов о том, что людям суждено стать кем-то там, так и останутся домыслами только потому, что Он, отойдя от дел, доверил всё таким глупым, спесивым и самовлюблённым существам, как ангелы. Но ты прав, друг мой, мне пора начать свою любимую игру, которая завершит мои труды в этом чудовищном и таком неуютном мире. Дьявол, а ведь мне предстоит находиться здесь ещё целых двести лет!

Демон, принадлежащий до своего падения к числу Сил и сумевший сохранить своё влияние в Аду, не смотря на все многочисленные интриги завистников, один из трёх могущественных помощников самого Люцифуга Рокофала, премьер-министра Преисподней, встал из-за стола. За ним когда-то сиживал Александр Меньшиков, фигура по сравнению с ним, конечно, ничтожная, но тоже величественная. В некотором смысле их судьбы были схожи, вот только вот места ссылки у них были разные, у одного Берёзовое, а у другого Земля. Агварес вышел из кабинета в соседнюю комнату. Там Андрас и Флаврос уже усадили лейтенанта в стальное кресло перед большим окном во всю стену и теперь приковывали его руки и ноги к нему массивными, широкими, стальными браслетами. Через окно была видна красиво обставленная гостиная, в которой на краешек дивана скромно присела жена лейтенанта Лодейникова - Лиза, довольно миниатюрная красивая девушка, одетая в нарядное летнее платье синего цвета, выгодно подчёркивающее её изящную фигурку.

Девушка сидела в несколько напряженной позе и с нетерпением ждала, когда в комнату войдёт её муж. Господин Истомин, посмотрев на неё с насмешливой улыбкой, достал из внутреннего кармана золотистую конструкции, что-то тихо прошептал. Та стала быстро увеличиваться в его руках, превращаясь в большой полупрозрачный, овальный сосуд с гофрированной трубкой, на конце которой была присоска с иглой в середине. Он подошел к Валерию Лодейникову поближе. Как только демон по имени Флаврос пристегнул голову лейтенанта широком обручем к высокой спинке стального кресла для пыток и отошел, аккуратно прицелился, вонзил иглу точно в его солнечное сплетении. Устанавливая сосуд на полочке, приделанной к спинке кресла над головой Валерия справа, широко улыбаясь, демон воскликнул громко и театрально:

- Тимус! Самый загадочный орган, или что он там собой представляет, в теле человека. Его нет у ангелов, а соответственно нет и у демонов, и сам чёрт не знает, в чём именно заключается его предназначение. Он, - палец Агвареса нацелился в потолок, - Конечно же знает, зачем человеку дан тимус, но никогда и никому не расскажет. Ну, и не надо, я и сам об этом догадался. О, старик был хитёр, когда задумал сыграть над нами, ангелами, такую дьявольскую шутку, создав людей, вроде бы столь слабых и уязвимых, что их только и можно было, что пожалеть, но, в то же, время невероятно живучих и обладающих таким огромным потенциалом развития. Ничего, мы и с этим как-нибудь разберёмся. Ещё не вечер. Быстро приведите этого человека в чувство и следуйте за мной. Пора начинать представление в нашем маленьком театре для двух зрителей. Тем более, что билеты в театр на сегодняшний вечер они уже купили. Правда смотреть они будут совсем не ту пьесу, которую хотели, но зато каков режиссёр и каковы декорации, а главное это будет совершенно невероятный, я бы сказал, дьявольский, спектакль.

Демон, посмеиваясь, направился к двери, а Флаврос достал из внутреннего кармана костюма небольшую ампулу и раздавил её под носом у лейтенанта Лодейникова, забрызганного кровью Абдусциуса. В воздухе сильно запахло нашатырным спиртом, и Валерий дёрнулся. Демоны, сковавшие его по рукам и ногам, вышли из небольшой, полутёмной комнаты, в которой ничего не было кроме стального кресла и большого окна, застеклённого толстым, пуленепробиваемым стеклом. Когда за демонами захлопнулась тяжелая стальная дверь, какими обычно оснащают бомбоубежища, лейтенант окончательно пришел в себя. У него тупо ныла затылок, и сильно ломило виски. Откуда-то издалека до него доносились приглушенные голоса, и, вдруг он услышал как бы отдалённый крик Лизы:

- Уберите руки! Я пожалуюсь мужу, и он вам за это такое устроит! А-а-ай, больно же!

Вслед за этим послышался громкий смех, треск рвущейся ткани и знакомый грубый голос, сказавший:

- Сначала я займусь тобой, детка, причём в очень грубой форме, чтобы ты почувствовала боль, а потом настанет очередь твоего туповатого и самонадеянного муженька. Тут в подземелье нет спортивной арены и здесь я, буду убивать его медленно и очень мучительно, чтобы он знал, с кем связался. Сначала он посмотрит на твои мучения, а потом ты полюбуешься на то, что я сделаю с ним и мы будем квиты.

Валера с трудом открыл глаза и из его груди вырвался хриплый, басовитый, звериный рёв, когда он увидел, что избитый им в гипс накануне негр, разрывает платье на его жене, которую держали два типа, поднимавшихся вместе с ним в лифте. При этом всё делалось очень демонстративно, специально для него, так как он сразу же почувствовал оковы у себя на руках, ногах и особенно голове. Обруч, туго сжимавший его голову, не давал ему повернуть ею ни вправо, ни влево. Он позволял лишь смотреть на то, как трое подонков собирались изнасиловать у него на глазах жену. Два здоровенных парня, с которыми Валера поднимался в лифте, сняли с себя пиджаки и рубашки, держали её за руки, повернув к нему лицом, а Джим Батчер, стоя за спиной Лизы, разрывал на ней платье. Валера дёрнулся на стальном стуле, напрягаясь всем телом, но тот даже не пошевелился и тогда он снова взревел, как раненный зверь:

- Нет! Не трогай её, мразь! Убью, подонок! В клочья порву, мать твою! Зубами грызть буду, тварь!

Прямо на его глазах происходило именно то, чего он так с боялся больше всего в жизни, - его скрутили какие-то ублюдки, знавшие о том, как сильно он любит Лизу, и теперь жестоко насиловали её прямо у него на глазах, а он ничего не мог поделать. Трое здоровенных мерзавцев за стеклом не просто насиловали Лизу, но ещё и деловито её истязали, ломая палец за пальцем, а лейтенант Лодейников лишь мог реветь диким зверем и извиваться в стальных оковах. При этом он даже не замечал, как из его груди в гофрированную трубку мощными толчками вырывалась светло-бирюзовая, светящаяся субстанция, которая быстро заполняла собой золотистый овальный, толстостенный сосуд ёмкостью литров на пятьдесят. Сосуд и сам начал светиться и в комнате сделалось заметно светлее. Ничего этого лейтенант не видел. Он видел только то, что его жену насиловали, методично истязая и превращая в окровавленный кусок кричащего от боли мяса, три мускулистых здоровенных амбала, но это видел только он. На самом деле в той гостиной, куда заманили Лизу Лодейникову, происходило нечто иное. Когда господин Истомин вошел в гостиную, Лиза тотчас встала и посмотрев на него исподлобья, спросила: