Терри Гудкайнд - Закон девяток

Ознакомительный фрагмент

— Эх! Важен знак уважения, как ты не понимаешь! Свидетельство, так сказать, любви.

— Я и так знаю, что ты меня любишь. А что? Посмотри на меня: чего тут не любить?

Алекс не удержался от ухмылки, пересаживаясь поближе к деду.

— Знаешь, у тебя есть одно особенное свойство… Ты заставляешь забыть про маму в мой день рождения.

Он тут же пожалел о вылетевших словах. Сам намек на подобную забывчивость был, пожалуй, оскорбителен.

Бен холодно улыбнулся и, поджав губы, отвернулся к верстаку. Взяв в руку паяльник, он заявил:

— Считай, что я прямо сейчас работаю над твоим подарком.

Алекс молча понаблюдал за струйкой дыма от горячего жала, пока дед припаивал тоненькую трубку к верхней крышке жестяной банки.

— И что ты мастеришь?

— Экстрактор.

— И что он экстрагирует?

— Экстракт.

— Тьфу ты! Экстракт чего?!

Старик раздраженно фыркнул:

— Александр, ты иногда совершенно несносен, честное слово.

Алекс повел плечом.

— А я что? Я ничего. Просто мне любопытно, вот и все…

Он стал смотреть, как припой превращается в блестящий ручеек и обволакивает кончик трубки.

— Поговорку про любопытные носы слышал? — ворчливо отозвался дед.

Алекс опустил глаза в пол.

— Зато я помню, как мама говорила… еще когда была здоровой… дескать, свою любознательность я унаследовал от тебя.

— Ты тогда был маленький. Все дети любознательны.

— Ты на ребенка что-то не похож. И вообще, по-моему, всю жизнь нами движет в первую очередь любопытство. Скажешь, не так? Ты всегда всем интересовался…

В наступившей тишине подвальной мастерской слышалось лишь тиканье, с которым хвост пластикового кота на стене отщелкивал секунды.

Не выпрямляя спину, согнутую над верстаком, Бен скосил свои темные глаза на внука.

— Да, в этом мире есть вещи, которые заслуживают внимания, — произнес он негромким загадочным тоном. — Они кажутся странными, лишенными смысла. И вот почему я воспитывал тебя моим собственным методом: чтобы ты смог подготовиться.

Меж лопаток Алекса поползла дрожь. Непривычно рассудительный тон деда — словно приоткрывшаяся дверная щель. Своего рода портал, за которым пряталось нечто иное, не имевшее ничего общего с простодушным удивлением, которое обычно заполняло собой жизнь Бена. Полная противоположность его беспечности — и эта изнаночная сторона открывалась Алексу лишь во время тренировочных занятий.

Он прекрасно знал: несмотря на всю свою возню в мастерской, дед никогда ничего путного не добивался. Точнее говоря, ничего путного в традиционном смысле. Скажем, он ни разу не сколотил скворечник, не починил дверь или хотя бы не спаял абстрактную скульптуру из кусков жести, чтобы ее можно было с гордостью выставить на лужайке перед домом.

— Ладно, что за экстракт ты собираешься извлекать?

Губы старика тронула таинственная улыбка:

— Кто знает, Александр, кто знает…

— По-моему, раз ты пытаешься это сделаешь, то должен сам знать.

— Пытаться и знать — разные вещи, — пробормотал Бен. Он кинул взгляд через плечо и сменил тему. — Итак, что именно ты хотел бы получить на свой день рождения?

— Как насчет нового стартера для моего джипа? — Алекс брезгливо поморщился. — Далеко не все старые вещи так уж замечательны. Женщинам не очень-то нравятся парни, у которых машина заводится через раз. Нет, они уходят к тем, у кого есть настоящая тачка.

— М-м, — отозвался старик, кивая сам себе.

Алекс сообразил, что секунду назад, сам того не подозревая, затронул тему, которой избегал с момента появления в мастерской деда. Он напрочь забыл, что обещал перезвонить Бетани. Вернее, подсознательно от этого увиливал.

— Да и вообще, — сказал он, наваливаясь локтем на стол, — она не в моем вкусе.

— Хочешь сказать, что она считает тебя… слишком странным? — хмыкнул старик, улыбаясь собственной шутке.

Алекс хмуро взглянул на него.

— Да нет же. Я к тому, что ей больше нравится ходить по ночным клубам и пить коктейли, чем делать что-то стоящее. Она вообще собиралась меня сегодня напоить, представляешь? А по-моему, одних развлечений для настоящей жизни недостаточно. Должно быть что-то еще.

— Например? — негромко спросил Бен.

— Да не знаю я… — вздохнул Алекс, устав от этой темы. Он соскользнул с табуретки. — Пожалуй, мне пора.

— Опаздываешь на свидание с новым предметом увлечения?

— Ага, с хозяином автомобильной свалки, чтобы подыскать стартер, который все-таки работает.

А ведь правда: если ему когда-либо повезет вновь встретиться с той девушкой и если его «чероки» заведется, он мог бы съездить с ней за город. Там среди холмов есть такие замечательные места…

Алекс в который раз задумался о ней, о том, как она ходила по «Риджент-центру» — как в родной стихии среди фешенебельных бутиков, — и отмахнулся от этой мечты. Зачем строить воздушные замки?

— Алекс, тебе следовало бы купить новую машину. Они работают гораздо лучше.

— Скажи это моему банковскому счету. Художественный салон вот уже второй месяц не может продать ни одну из моих работ.

— Тебе нужны деньги? Я мог бы помочь… раз ты сегодня именинник.

Алекс кисло поморщился.

— Дед, ты хоть представляешь, сколько стоит новая тачка? На жизнь мне хватает, но и только…

Впрочем, то же самое можно было сказать и про Бена.

Старик почесал впалую щеку.

— Ну, мне просто казалось, что уж на новую машину у тебя вполне должно хватить.

Алекс нахмурился:

— Ты о чем?

— Сегодня тебе исполнилось двадцать семь.

— И что?

Бен задумчиво опустил голову.

— Так ведь семерка появилась.

— Какая такая семерка?

— Цифра. Двадцать… семь…

— Я что-то не догоняю.

Бен рассеянно прищурился, углубившись в закоулки своих мыслей.

— Да я и сам пробовал с этим разобраться, но что-то не получилось. Семерка — единственная моя подсказка, от которой приходится отплясывать.

Алекс раздраженно фыркнул, досадуя на привычку Бена проваливаться в «кроличьи норы». Тоже мне, Алиса в Стране чудес!

— Ты же знаешь, я терпеть не могу загадки. Если у тебя есть что сказать, выкладывай напрямую.

— Семерка. — Бен оторвал взгляд от жестяного «экстрактора». — Твоей матери было двадцать семь, когда она с этим столкнулась. Настал твой черед.

По коже Алекса побежали мурашки. С безумием — вот с чем столкнулась мать в возрасте двадцати семи лет. В знакомой до мелочей подвальной мастерской на него вдруг навалилась клаустрофобия.

— Дед, хватит валять дурака. Ты о чем говоришь?