Юлия Славачевская - Если вы не в этом мире, или Из грязи в князи

Ознакомительный фрагмент

— Эй, придержите коней! Ничего не выйдет, вы мне ни шиша не платите! — напомнила я. — Я за харчи тут тружусь и из любви к искусству.

— Ах, да! — с глубоким внутренним сожалением вспомнил о нашем договоре эксплуататор. Тут же ловко вывернулся: — Тогда придешь завтра на час раньше!

— Так, может, мне вообще не уходить?.. — ненавязчиво поинтересовалась я, прикидывая, стоит ли нынче спорить с работодателем или послать прямым текстом сразу по далекому, но надежному и проверенному маршруту, давно известному каждому русскому товарищу? Решила не рисковать.

Собрала крупные черепки, смела мелкую крошку и, залив грязную посуду мыльной водой, была готова на выход. Трудовой подвиг плавно перешел в отдых, чтобы закончиться не начавшись. На сон мне оставалось около шести часов, включая дорогу к бабульке и обратно. Завтра труба снова протрубит в бой за право выживания под солнцем.

У меня здесь не было отгулов, воскресных и праздничных дней, выходных, больничных и отпускных. Мне приходилось вваливать полной мерой, чтобы обеспечить свое нищенское существование. И впереди ничего не светило. Накопить денег на свой собственный, пусть и маленький, бизнес не представлялось возможным. Замуж меня тоже вряд ли кто возьмет без солидного приданого. Разве уж если только кто-то совсем жадный: на охране сэкономить. Как говорится: «Сами кобели — и собаку завели!»

Я переобулась из трактирных сабо в уличные, на более толстой подметке. Накинув на плечи пуховую шаль, подаренную мне одной из сердобольных посетительниц (на самом деле, тетка облилась черничным соком и пожалела выбрасывать почти новую вещь), я неохотно потопала к выходу. Было очень жаль себя. Еще я злилась на жадность нанимателя. По дороге добросердечная Магдалена сунула мне горшок с остатками постной похлебки. С благодарностью кивнув, я прижала еще теплую посудину к груди для дополнительного обогрева, зевнула и сонно шагнула в холодную ночь.

Дверь за спиной громко хлопнула, за ней раздалось привычное лязганье металлических засовов в количестве пяти штук. Я весело хихикнула над людской глупостью. Ну не бред? Он входную дверь герметично законопатил, словно люк в подводной лодке, нож в щель не просунуть, зато окна на кухне никогда не закрывались! Магдалена обожала свежий воздух скотного двора. Говорила: дескать, незабываемый аромат скотника напоминает ей беззаботное босоногое детство.

Поежившись от ночной прохлады и еле переставляя ноги от усталости, я зашлепала по грязи и лужам привычным маршрутом. Но лишь только миновала ограду трактира и вышла за ворота, мне на голову и плечи опустилась ткань, плотная, пыльная и вонючая.

— Спасите! — попыталась позвать на помощь. Это удавалось плохо. То ли из-за неприятного резкого запаха нестираной мешковины, от которого хотелось чихать и кашлять; то ли из-за того, что волокна этой мерзкой тряпки лезли мне в рот. А может, потому, что какая-то гнусная скотина, стиснув, пеленала меня веревками по окружности (вместе с горшком)? И, самое главное — чья-то лапища подло зажала мне рот!

— Бу-бу-бу! — брыкаясь и дергаясь, продолжала возмущенно высказывать свое негативное отношение к происходящему. Один раз попыталась даже укусить через слой мешковины шаловливую руку. Попытка с треском провалилась. И этот треск, замечу, издавали мои зубы. Мои, а не чужие! С дантистами, а особенно — с зубными техниками, в этих краях наблюдалось весьма плачевное положение. На всю округу был один цирюльник, носивший звучную кличку «коновал». Дальше объяснять нужно?

Что бы вы думали — никто посреди ночи ко мне на помощь не пришел! Благородные красавцы, которым исторически положено рыскать по ночам в поисках униженных и оскорбленных, нынче обленились до безобразия. Наверно, когда-то в их мире добро победило зло и прилегло отдохнуть… до сих пор. А может, победило окончательно и, довольное результатом, удалилось восвояси?

Прекрасную даму, не спасенную от дракона и не обслюнявленную принцем, взвалили на что-то теплое, высокое и пофыркивающее… на четырех копытах. «Нечто» этими копытами задвигало — сначала тихо, потом очень резво. И моя похлебка планомерно распределилась по телу! Вернее, проливаться начала она гораздо раньше, когда грузили на четвероногое, а сейчас положение просто усугубилось. Сначала мне было мокро и тепло, потом — мокро и холодно. Еще через какое-то время — мокро, очень холодно и начало подташнивать…

На этом мои неудобства не закончились! В какой-то трагичный для меня момент пустой горшок выскользнул из затекших и ослабевших рук и весело скатился в низ мешка, периодично сливаясь в экстазе с моим лицом, ушами, носом или волосистой частью головы. Все мои силы уходили на неравное сражение между мной и вредной посудиной. Посудина выигрывала с большим отрывом.

Цоки-цок, трюхи-трюх! Бульк! Дзынь по носу! Копытное ходко бежало, время летело, а я лежала, подскакивала и зверела, зверела, ЗВЕРЕЛА! Я сейчас была готова порвать любого даже не на британский флаг, а на фрагменты гораздо мельче и болезненнее. С садистским удовольствием я рисовала в мозгу картины, как я буду их убивать! Что «их» несколько, я нимало не сомневалась. Уши-то мне никто не затыкал!

Чем меньше у меня оставалось терпения, тем громче звучали мои вопли. Мне уже было наплевать на запах, нитки и все остальное, я вопила пожарной сиреной, призывая на помощь. Визжала так, что у самой уши закладывало:

— И-и-и-и-и-и!

Я четко понимала — еще несколько минут близкого знакомства с горшком, и меня даже родная мама не узнает!

— МА-МА! — завопила я с удвоенной силой, ввергнув саму себя в пучину ностальгии. — И-и-и-и-и-и!!!! Хочу домой! Хочу домой! СПА-А-А-СИ-И-И-ТЕ!

— Заткнись! — грубо крикнули рядом.

— Ни за что! — отказалась подчиняться. — Спа-аси-ите! Голос правды не заткнешь!

— Зато удушишь! — хмуро пообещали мне.

Оказалось, нам вдвоем с горшком не страшно.

— Попробуй! — рыкнула я. — Когда я отсюда слезу, гад криворукий…

Мужик отвесил оплеуху горшку.

— Ай! — на всякий случай вякнула, рассчитывая, что он мою голову рядом искать не будет.

— Ой! — раздался удивленный возглас экзекутора. — Гляди-ка, у девчонки голова как горшок!

— На себя посмотри! — оскорбилась я.

— Заршу[2] мне в бок да через колено! У тебя когда-нибудь рот закрывается? — вдруг поинтересовался ушибленный на руку горшком и на мозги богом.

— Да! — радостно призналась я. Радостно — потому что мы стояли, и посудина ко мне не приближалась. — Когда я ем! — Процитировала: — «Когда я ем — я глух и нем!»

— А давайте мы ее покормим! — воодушевившись, выдвинул скромное предложение мой собеседник тире похититель.