Борьба за господство - Андрей Викторович Стрелок

— Точно не скажу, но полагаю, что зашкаливающее чувство собственной важности, контроль над биохимией и прокачанный мозг позволяют ему просто игнорировать влияние роевого сознания.

— Тогда… он опасен.

— Не опаснее обычного человека. У него превосходный аналитический ум, у меня — контроль над Единством.

— Слушай, — резко сменила тему главная разведчица. — Пойдем Дружка проведаем. Неделю его не видно и не слышно.

— А, пойдем.

Театр имени Аркадия Райкина не пострадал так сильно, как многие здания города. Фасад очистили от наростов биомассы, окна залатали фанерными щитами, внутри же царил удивительный порядок. Именно здесь, в просторном зрительном зале, устроил себе жилье Дружок.

Вадим и Настя вошли через боковой вход. Дверь скрипнула, и они оказались в полутемном коридоре, затем в зрительном зале. Доносились звуки музыки, то была запись — старый джазовый оркестр. Звуки шли из колонок, подключенных к медиасистеме. Проектор на сцене выводил на экран какие-то документальные хроники.

Зал оказался завален книгами. Они лежали стопками, разложенными по углам, часть прямо на креслах. Среди этого хаоса сидел Дружок. Его массивная фигура казалась неуклюжей, лапы больше медвежьих раза в три. Сам он сидел неподвижно, вглядываясь в раскрытую книгу, которую держал перед его мордой один из развитых. Второй развертывал страницы по знаку хозяина.

Вадим остановился у входа и наблюдал. Дружок был так погружен в текст, что не заметил гостей. Настя посмотрела на второго альфу и едва заметно улыбнулась, картину трудно было назвать обыденной.

— Привет, — произнес Вадим негромко. — Что читаешь, братан?

Дружок поднял голову.

— Доккинз. Бог как иллюзия.

Он сделал паузу и неожиданно для Насти и Вадима заговорил уже не так, как раньше, не простыми фразами, а почти как преподаватель.

— Он утверждает, что религия — побочный продукт эволюции. Ошибка разума, вызванная потребностью находить паттерны. Что вера — лишь иллюзия, закрепленная культурой. Но это слишком узко, человеческая эволюция могла породить религиозное мышление, да. Но сама вселенная… Сама вселенная не обязана быть иллюзией.

Вадим усмехнулся.

— Неужели уверовал?

Дружок мотнул массивной головой.

— Нет. Я не верю в мистику. Я не верю в богов с именами и ритуалами. Но почти уверен: за происхождением вселенной стоит разум.

— Серьезно? — изумилась Настя.

Дружок посмотрел на нее, и в его голосе прозвучало что-то похожее на азарт:

— У вас есть время?

Вадим откинулся на спинку кресла.

— Говори. Только смотри, философ, чтоб мы не уснули.

Дружок хрипло засмеялся и продолжил:

— Тогда слушайте. Доккинз пишет, что вера в высшие силы — следствие «„ошибки распознавания образов“». Человек слышит шорох в траве и думает, что это зверь. Ожидает сознание там, где его нет. Так возникла религия, как побочный эффект мозга, — он сделал паузу и мотнул головой. — Возможно, так оно и есть, но это объясняет только религию людей. Это не объясняет саму ткань реальности.

Вадим поднял бровь.

— Хочешь сказать, что вера и вселенная — разные вещи?

— Именно, — Дружок ткнул лапой в сторону экрана, где в этот момент мелькали кадры старого научно-популярного фильма о космосе. — Вот вселенная. Она имеет структуру, законы, математику. Они стабильны, воспроизводимы, универсальны. Любая случайная система с таким уровнем порядка должна объясняться.

— Но ведь порядок — результат естественного отбора, развития.

Дружок покачал головой.

— Естественный отбор работает внутри вселенной, но он не объясняет, почему сама вселенная имеет такие параметры, которые допускают существование жизни. Почему константы именно такие. Почему гравитация, электромагнетизм, взаимодействие частиц — все в узком диапазоне. Случайность? Может быть, но есть шанс, что и не совсем случайность…

Вадим усмехнулся.

— Ты сейчас рассуждаешь, как профессор физики.

Дружок проигнорировал издевку. Его голос стал увереннее:

— Еще информация… Все, что мы видим, можно описать как поток информации. Молекулы ДНК — носители кода. Клетка — механизм чтения и исполнения программы. В квантовой механике тоже работает понятие информации. Она сохраняется, даже когда энергия и материя меняют форму. Это похоже на систему, которую кто-то выстроил.

— То есть ты думаешь, что мир создан кем-то?

— Я думаю, что вселенная несет признаки замысла, — уточнил Дружок. — Не обязательно бога из мифов. Но чего-то, что похоже на интеллект. На разум, способный строить системы.

Вадим хмыкнул.

— Опасная дорожка, философ. Мы тут не для того, чтобы искать творца. У нас на сегодняшний день другие задачи.

— Верно, — согласился Дружок. — Но понимание основ дает силу. Если я понимаю, что мир устроен не случайно, значит, в нем есть смысл. А если есть смысл, значит, и наше существование — часть замысла.

В зале повисла тишина, нарушаемая только звуком динамиков и шелестом страниц, которые перелистывал развитый без особого понимания, для чего это нужно, просто исполнял приказ альфы. Настя смотрела на него, моргнула всеми четырьмя глазами.

— Но как ты можешь быть уверен, что это не самообман? Что ты не ищешь смысл там, где его нет?

Дружок посмотрел прямо ей в глаза и ответил:

— Потому что сама математика мира кричит о том, что случайность слишком удобна. Есть еще один аргумент — Хронофаг. Этот вирус создал меня, вылепил из куска биомассы, вложил набор инстинктов. Но сам по себе Хронофаг не сделал меня разумным. Разум пришел позже.

Он наклонил морду к Вадиму.

— Ты стал моим творцом. Ты дал мне форму. Ты показал буквы, слова, смысл. Ты научил меня тому, что значит «„друг“„. Что значит “„добро“». Без тебя я был бы зверем. Как тот предводитель орды, которого мы осенью прикончили. Он тоже был создан Хронофагом и биологически от меня не отличался, но остался животным. А я стал другим, благодаря тебе.

Вадим вздохнул.

— Слишком много чести, Дружок. Я просто показал дорогу.

— Ты сделал больше, — не согласился мутант. — Ты стал для меня тем, кем я стал бы считать «„творца“». Не абсолютного, а локального. Я знаю, что сам вирус не был высшим замыслом, он довольно хаотичен. Но ты придал хаосу структуру, из куска биомассы я стал личностью.

Настя слушала молча. В ее лице мелькнуло напряжение. Она понимала: то, что говорит Дружок, выходит за рамки простых рассуждений. Это уже философия, близкая к вере. Дружок помолчал и добавил:

— И теперь я тоже в каком-то смысле стал творцом. Я могу создавать в биоконструкторе вещи, которые едва вообразимы. Могу соединять формы, экспериментировать. Для меня открылась сила, которая раньше была только у природы. Я могу придумывать и когда я делаю это, я понимаю, что чувствовал ты, когда показывал мне алфавит.

Вадим усмехнулся.

— Значит, ты сравниваешь себя со мной?

— Нет, — ответил Дружок серьезно. — Я говорю, что творение всегда порождает новое. Ты создал меня, я создаю дальше.