Александр Золотько - Проклятие темной дороги

Коготь молча повернулся на каблуках и ушел.

— Ты все-таки расспроси его, — сказал Фурриас, повернув темноту под капюшоном к Гартану. — Он наверняка что-то скрывает…

Гартан не ответил.

— И еще… — Инквизитор тяжело, с хрипом, вздохнул. — В твоем замке — грязно. И воняет.

— Ты хочешь заняться уборкой? — приподнял бровь Гартан. — Спроси метлу у слуг.

— Ты понял, о чем я… Весь замок воняет… Когда я был возле него первый раз — такого не было. Я чувствовал, как тянет от него, разит Хаосом, но это был только намек на смрад, который сейчас источает каждый камень замка. Но чернота — здесь, — Фурриас указал на донжон. — Вся башня, каждый этаж… Все окутано черным маревом…

— И в этом виновата Канта?

— Не знаю… Пока — не знаю… Я не чувствую ее в этом облаке… Странно.

Словно во сне, инквизитор шагнул к донжону. Движения Фурриаса стали медленными, сонными. Он шел, раздвигая вязкий воздух. Он втискивал в сумерки свое тело, а стылая темнота не пускала его.

На стене, во дворе и на верхней площадке донжона зажгли факелы. Тени метались по каменным плитам двора, словно пытаясь ускользнуть, вырваться и убежать.

— Ваша милость… — тихо сказал Лис, выныривая из темноты. — Сотник передал, чтобы мы…

— И чтобы его никто не посмел коснуться, — Гартан посмотрел в глаза Лиса. — Никто. Ты — в том числе.

— Нам так Коготь и велел, — ответил Лис. — Чтобы охранять как зеницу, значит… Вы будьте уверены, ваша милость. Вам только приказать нужно…

Приказать нужно, повторил про себя Гартан. Это егерь не просто так сказал, а с намеком. Нужно только сказать, и инквизитор умрет. В подвале, возле собранного в кучу магического хлама. Или случайно упадет с лестницы, в донжоне или на крыльце…

Лис уже один раз убивал брата-инквизитора.

— Он должен быть жив, — с нажимом произнес Гартан. — Вы поняли меня?

Лис оглянулся на подошедшего Мрака, и оба молча кивнули.

— Вот и хорошо, — Гартан нашел в себе силы улыбнуться. — Идите, ребята.

Фурриас уже поднялся по ступенькам к дверям донжона. Егеря бросились наверх — стражник у двери чужому точно бы не открыл.

— В слободе — драка, ваша милость, — сказал капитан Картас. Он, оказывается, стоял у наместника за спиной и ждал своей очереди.

Последняя Долина изменила даже его. Лицо, от правого глаза до шеи, пересекал свежий шрам. Его капитан получил в подарок от мародера, застигнутого возле тракта. Клинок у мерзавца был острый, как бритва, правый ус Картаса до сих пор не отрос, но капитан не обращал на это внимание, регулярно разглаживая свои усы.

— Сейчас драка?

— Нет, уже закончилась. Где-то после полудня. Вначале сцепились бабы у колодца, вмешались старики, и пошла потеха… — Картас потрогал правый ус. — Наемники растащили дерущихся, но…

— Что «но»?

— Одного из наемников ударили ножом. В шею. Кто именно нанес удар, никто не заметил. Может, мальчишка. Или кто-то из женщин. Наемник жив, но, похоже, головой крутить не сможет.

Гартан вздохнул.

Была драка, была нанесена рана, это значило, что нужно вести следствие, найти и наказать виновного, а если виновный не назовет себя, то наказанию должен быть подвергнут весь поселок. Вся слобода.

А там сейчас обитало около трех тысяч человек.

— Я запер нескольких драчунов в чулане, — сказал Картас. — Объяснил, что нам нужен виновный. Пусть решают.

— Хорошо, — кивнул Гартан. — Спасибо.

Ветер усилился, рвал пламя с факелов на стене и башнях.

Гартан посмотрел на донжон. Нужно было куда-то идти, мелькнула мысль: подняться в зал и побыть с Кантой, но… Он будет смотреть на жену и думать о том, что должно произойти. Отводить взгляд и делать вид, что все нормально, что инквизитор походит по замку и просто уйдет. Может быть, даже извинится.

— Мне что-то хочется выпить, — сказал Гартан. — Вы мне не составите компанию?

— Разрешите пригласить вас ко мне в комнату? — светски осведомился капитан, будто речь шла действительно о жилье, достойном благородного человека, а не о выгороженном в деревянной казарме угле. — Я могу пригласить сотника?

— Да. Только сотника… Сотника не нужно.

Если они сейчас окажутся с Когтем рядом, то неизбежно всплывет вопрос, что имел в виду инквизитор. Правду ли он говорил о прошлом сотника. А Гартану сейчас не до разговоров. Ему сейчас просто хотелось напиться. Напиться и забыть обо всем.

Картас для этого — лучшая компания.

Молча налил в стаканы вино. Даже не пытаясь произнести тост, стукнул своим стаканом о край стакана наместника. Выпили залпом. Только после этого Гартан расстегнул плащ и сел к столу. Картас, не раздеваясь, сел напротив и снова налил вино.

В казарме воняло сырой одеждой, псиной, было прохладно — дрова берегли, понимая, что собранного до весны может и не хватить. При каждой возможности, ехали в лес — набрать хвороста или распилить упавшие под весом снега деревья, — чтоб не использовать пока запасов.

Иногда лесорубы не возвращались.

Гартан поднял свой стакан, подержал его перед собой, разглядывая капитана сквозь пузырчатое зеленоватое стекло.

— За весну, — сказал наконец Гартан.

— За весну! — провозгласил капитан, легонько стукнул стаканом о стакан и выпил.

— Инквизитор сказал, что все в замке провонялось черной магией.

— И? — капитан смотрел на Гартана серьезно и спокойно.

— Все здесь пропитано злом, Картас!

— Ну и что? Вокруг нас никогда не было особой чистоты и благости, ваша милость. — Картас потрогал правый ус и поморщился. — Солдата не может окружать благость и чистота. Все, что мы не хотим испачкать, мы носим вот здесь…

Картас прикоснулся ладонью к левой стороне куртки.

— Вот если там грязь, то… — капитан покачал головой.

— А вы философ, капитан.

— Я солдат, ваша милость, и, смею надеяться, хороший солдат.

— Вы — лучший солдат из тех, кого я встречал, — честно сказал Гартан. — Вы ведь могли уйти из Долины. Когда остались возле Брода. Вы ведь знали, что будущего у Долины нет. Почему вы не ушли, капитан?

— А разве был приказ? — спокойно спросил Картас. — Разве вы, мой начальник, освободили меня от присяги?

— Но ведь вы могли увести своих людей. Спастись не только самому, но и спасти еще десятки жизней. Разве это не благородный поступок?

— Благородный. Но это благородство, извините, высокообразованных людей. Это они могут найти нужные слова и уговорить себя в чем угодно. А я — солдат. И вы, простите, ваша милость, тоже солдат. Мы не умеем себя уговаривать. Мы для того и существуем, чтобы хоть кто-то не мог договориться с собой. Разве не так?