Андрэ Нортон - Грифон торжествует. Проклятие Зарстора

— Только если ты поверишь… согласишься… с этой ложью. Этот выбор — всецело твой, Керован.

Джойсан! Она не выпускала моих рук, как бы пленив меня, прижимала их к своей груди, как это часто делала с шаром с грифоном.

— Держись своей леди, если ты этого так хочешь, сын мой, — снова эта ободряющая и зачаровывающая улыбка.

— Кто же захочет, чтобы любящие друг друга расстались?

В этих словах звучала насмешка. Я сжал свободную руку. Пусть простят меня все силы Могущества, но часть меня ответила ему. Что мне надо было от этой девушки из Долин, мне, кто мог позвать и иметь любую женщину, захоти я того?

Чёткие, подробные видения затопили моё сознание. Я уподобился похотливому псу, преследующему суку в период течки. Это было непристойно, и мне предлагали принять участие в этой мерзости. Джойсан больше ничего не значила для меня.

Я с такой силой вырвал руку, что Джойсан отшатнулась. В моём мозгу проносились картины столь омерзительные, что очиститься от этой гнусности можно было, лишь испепелив самоё плоть.

— Приди! — взывал он ко мне. Чары, которые он вложил в одно это слово, заставили затрепетать всё моё тело. Куда ещё идти такому, как я? Каждый должен жить среди себе подобных…

Сжав кулаки, я кусал нижнюю губу, не чувствуя боли, хотя по подбородку стекала кровь. Я часть этого чудовища, поэтому я должен покинуть тех, у кого светлый разум и несмешанная кровь.

— Керован!

Я покачал головой — прежде всего я должен уйти именно от неё. Я — дитя Тьмы… дитя зла и обмана. Те, другие, пытались спасти меня… или же обманывали меня и использовали для своих целей. Больше они не могли удерживать меня.

Джойсан упала на колени, я остановился и сорвал с её пояса нож, который когда-то дал ей. Добрая сталь, острый клинок, вполне пригодный для того, что мне необходимо сделать. Я не мог напасть на то, что ждало меня там… Но я всё же мог кое-что сделать — уничтожить ключ, сделать так, чтобы наверняка не стать предателем!

И я привычным жестом, с лёгкостью, которую приобрёл давным-давно, когда ещё совсем юным изучал под руководством мастера основы боевого искусства, взмахнул рукой. Острое лезвие оказалось рядом с моим горлом. Полыхнуло пламя, обжигая запястье руки с ножом, прямо у самых глаз. Рука упала, словно под огромной тяжестью. Огонь жёг и другую руку — всего меня охватила безудержная боль. Только там не было ничего, что могло бы… убивать.

Я как в тумане смотрел на руки. Лезвие лежало на дороге у моих ног, но огонь всё ещё прыгал вокруг моего запястья, между пальцами, которые обхватывали тот кусок металла из гнезда.

— Керован! — Джойсан снова бросилась ко мне и схватила мою отяжелевшую вдруг руку, словно боялась, что я вновь подниму её. И тут в голове раздалась стремительная мысль:

«Только те, кто служат силам Света, могут держать или носить это железо, мой мальчик. Поверь в себя сначала».

Ландисл? Да! Я не был, я никогда не мог быть родственником Галкура. Я мысленно произнёс его имя с такой свирепостью, как будто выкрикивал боевой клич. Я был утомлён, ослаблен, но теперь вновь ожил после этой вспышки гнева. Моя судьба — в моих собственных руках. И только что я получил материальное подтверждение этому. Имею ли я какое-нибудь право решать, каким будет моё будущее? Я шёл, скакал, спал и снова просыпался, и всё это время искал правду. Теперь я её знал.

И дело тут не столько в моём пробуждении, сколько во многовековом противостоянии сил Света и Тьмы — в котором я всего лишь частица, к тому же весьма незначительная. Я пристально посмотрел на человека-зверя. И хотя он по-прежнему улыбался, ободряющей теплоты уже не было — осталось только скрытое презрение.

Во мне всё сильнее разгорался гнев. Я не обладал Могуществом, как они и предполагали. Гнев мой был чисто человеческим. Возможно, Прежние могли использовать в своих играх внутреннюю сущность человека. Но пришла пора, когда раб может вырваться на свободу.

И хотя на мне была отметина существа, служащего Тьме, — но она не повелевала мною. Не был я и слугой сил Света. Я был сам по себе.

Воля… воля — вот суть определённого рода Могущества. Я и до этого тренировал её. Сражаясь со слабостью, я медленно поднял левую руку. «Не забывай, — резко сказал я себе, — о словах Ландисла относительно браслета и отломанного куска металла. Это вещи Света, как ты всегда и думал. Ты — Керован. Не имеет значения, какого ты происхождения, какое колдовство вызвало твоё появление на свет, в чьей утробе ты рос, — ты всегда был и будешь в стороне ото всех, один. Всё зависит лишь от одного тебя».

Мы пребывали в тишине. Джойсан, глядя на меня, стояла со скрещёнными на груди руками, словно перед ней оказался совсем не тот человек, какого она знала, но и не чудовище. Я стал самим собою. Мною не управляли, не пользовались, я никому не принадлежал. Я был свободен сделать такой выбор, какой посчитал бы необходимым, и, начиная с этого момента, у меня не было ни прошлого, ни родственников, только я один — и Джойсан! Джойсан навсегда!

Мы союзники — вот что выбрал я… Пивор, Ландисл, грифон, Джойсан и я — мы союзники.

— Галкур… — я почувствовал удовлетворение, произнося имя своего врага. Находясь в таком измождённом состоянии, мне нужна была даже та частичка поддержки, которую я мог бы получить от высказывания его имени вслух.

Теперь он уже не улыбался. Тень благородства, которой он прикрывался, исчезла. Остались лишь черты существа, служившего Тьме, искажённые ужасной гордыней.

— Сын… — начал было снова он своим лелейным голосом, но это была лишь хитрая уловка.

— Я не сын тебе! — я вновь приложил горячий металл к запястью, удерживая этот кусок ладонью другой руки.

— На тебе моя печать, — он жестом указал на копыта.

— У человека могут быть золотые волосы, но тем не менее он не будет салкаром, — я не знал, откуда с такой лёгкостью пришли эти слова.

— Сын мой — приди ко мне!

Он произнёс эти слова резким тоном — словно приказывая. Что-то во мне зашевелилось в ответ на этот призыв, но теперь едва заметно. Я ещё крепче стиснул левую руку с огнём, который держал в ней. Я Керован!

Он начал водить рукой перед собой. Я смотрел, как в воздухе возникали какие-то грязные пятна.

И снова меня потянуло — ещё сильнее. Я же, упёршись копытами, застыл в неподвижности. Я Керован.

— Я не гончая псина для тебя, Галкур, — не повышая голоса, я, казалось, говорил о совсем пустяковых делах. — Тебе ведь нужен послушный слуга, каким ты всегда хотел меня видеть. Но у тебя нет ни сына, ни слуги.

Его лицо посуровело, стало безучастным, и очень мало в нём напоминало теперь человека.