Олег Авраменко - Конноры и Хранители

— А может, это случилось непреднамеренно? — предположила Джейн. — Кто-нибудь из слуг или домочадцев встретился со знакомым, рассказал ему о нас, кто-то посторонний услышал их разговор — ну, и так далее.

— Вполне возможно, — сказал Кейт и погасил окурок в чаше. — Что ж, ладно. Ложимся спать?

— Да, пожалуй, — согласилась сестра. — Только не надо гасить свечи. Пусть будет душно, зато не так страшно.

— Хорошо.

Кейт сходил за перегородку, чтобы вытряхнуть пепел и окурок в мусорное ведро и помыть чашу. Когда он вернулся, Джейн уже забралась в постель — но не лежала, а сидела, зябко обхватив плечи руками. Она выглядела такой слабой, беззащитной, уязвимой…

— Кейт, — жалобно произнесла она. — Мне страшно. Только что здесь валялся Рыжий Кабан…

— Вепрь, — машинально поправил он. — Но теперь его нет. И уже не появится. А постель поменяли.

— Я это понимаю. Но всё равно мне страшно… Кейт, пожалуйста, ложись рядом со мной.

Кейт слегка опешил.

— Ну… А ты не боишься меня?

— Нет, не боюсь. Ведь мы уже не дети, как тогда, а взрослые и ответственные люди… Хотя сейчас я чувствую себя маленькой девочкой, и мне очень страшно.

— Хорошо, — сказал Кейт и подошёл к кровати со стороны Джейн.

Она подвинулась, освобождая место. Он снял сапожки и штаны и лёг в постель. Сестра положила голову ему на плечо.

— Теперь тебе лучше? — спросил Кейт.

— Гораздо лучше. Не так страшно, но… Пожалуйста, обними меня.

Он обнял её.

— Теперь мне хорошо, — прошептала Джейн. — Теперь я ничего не боюсь. Рядом со мной ты, и я чувствую себя в полной безопасности… Знаешь, Кейт, ты лучше всех. Ты самый лучший в мире. Я всегда любила тебя.

— Я тоже люблю тебя, родная, — сказал он. — Очень люблю.

Кейт обнимал сестру и чувствовал, как помимо его воли в нём нарастает возбуждение. Джейн тоже чувствовала это, но не отпрянула, а наоборот — ещё крепче прижалась к нему. Её горячее дыхание обжигало его шею и подбородок, а руки гладили спину. Наконец она подняла лицо, и её тёплые мягкие губы встретились с его губами.

Первые их поцелуи были нежными и ласковыми, а затем они целовались жадно, неистово, временами задыхаясь от недостатка воздуха. Кейт почувствовал во рту солоноватый привкус крови — своей или Джейн. Умом он понимал, что им надо немедленно остановиться, прекратить это безобразие, но страсть не желала прислушиваться к доводам рассудка. Они уже миновали точку возврата, разум отступил под натиском эмоций, и их неумолимо несло вперёд, всё глубже затягивая в пучину безумия.

Кейт подмял Джейн под себя, его руки скользнули вниз и задрали её рубашку выше талии. Их близость была бурной, стремительной, неистовой, как изнасилование, с тем только отличием, что Джейн не сопротивлялась, не протестовала, не отталкивала Кейта, а старалась слиться с ним воедино, стать его продолжением, неотъемлемой частью его естества. Она вскрикивала, стонала, всхлипывала, произносила его имя, называла его милым, родным и любимым, требовала не останавливаться и всё целовала, целовала его. А в момент кульминации их единения Джейн что было силы впилась зубами в плечо Кейта. Он испытал острую боль и бесконечное блаженство…

Потом они лежали, крепко обнявшись, не в силах оторваться друг от друга. Джейн зарылась лицом на его груди и тихо постанывала, а Кейт вдыхал тёрпкий аромат волос сестры и гладил её бедро. Но он быстро пришёл в себя, и его первоначальная эйфория уступила место стыду, ужасу перед содеянным, раскаянием за свой поступок.

— Что мы наделали, Джейн?! — в отчаянии произнёс Кейт. — Что мы наделали?…

— Мы занимались любовью, — ответила она. — Как когда-то.

Он отстранил её от себя и виновато проговорил:

— Прости меня, родная. Пожалуйста, прости. Я не…

— Молчи, — сказала Джейн и вновь прижалась к нему. — И не вини себя ни в чём. Это я всё устроила. Я сама так захотела. Я давно этого хотела. Всегда.

— О Боже, Джейн! Ты не соображаешь, что говоришь. Ты сильно переволновалась, ты много выпила…

— Я не пьяная, Кейт. Совсем не пьяная… хоть и много выпила. Просто вино и хорошая встряска придали мне решимости сделать то, что я давно хотела сделать — вернуться к тебе, снова стать твоей.

Она поднялась, стянула через голову ночную рубашку и предстала перед ним уже в полной наготе.

— Теперь это всё твоё, Кейт, — сказала Джейн. — И это, — она прикоснулась пальцами к губам. — И это, — погладила грудь и живот. — И это, — провела руками вдоль бёдер. — И, конечно же, это, — её ладонь скользнула по гладко выбритому лобку. — Я вся твоя, до последней частички.

Она вновь прильнула к нему. Потрясённый услышанным не меньше, чем происшедшим, Кейт совершенно онемел и даже не мог шевельнуться.

— Мне так хорошо с тобой, — продолжала она. — Мне ни с кем не было так хорошо, ни с одной девушкой.

Наконец к Кейту вернулся дар речи, и он ляпнул первое, что пришло ему в голову:

— Девушки не для тебя, Джейн. Тебе нужен мужчина.

— Да, мне нужен мужчина, — согласилась она. — Мне нужен ты.

— Но, Джейн…

— Молчи, Кейт, и слушай меня внимательно. — Голос её стал жёстким. — Ты прав: девушки не для меня. Я спала с ними тебе назло… и себе тоже. Я ненавидела тебя вовсе не за то, что ты соблазнил меня. Такое случается сплошь и рядом, а ты так искренне каялся, что я готова была простить тебе всё… почти всё. Одного я простить тебе не смогла: тогда ты не просто сделал меня женщиной — ты сделал меня своей женщиной. Ты понимаешь, Кейт? Своей! Именно за это я ненавидела и до сих пор ненавижу тебя. Потому что я люблю тебя больше всего на свете!

— О, Джейн!.. — простонал Кейт.

— По ночам я долго не могла уснуть, я вспоминала минуты нашей близости, я мечтала о тебе, я грезила, я бредила тобой… будь ты проклят! Я попыталась сойтись с одним парнем — уже тогда, в тринадцать лет! — но не смогла заставить себя даже поцеловаться с ним, хотя он мне очень нравился; об остальном я и не говорю. Потом было ещё несколько парней — с тем же самым успехом. В конце концов я увлеклась девушками. Они помогали мне забыться, их любовь отвлекала меня от мыслей о тебе, особенно хорошо мне было с Алисой, она просто прелесть… но ни она, ни другие не могли заменить мне мужчину. А для меня на всём свете существовал лишь один-единственный мужчина — ты, Кейт. Только ты. И никто другой.

— Боже мой! — прошептал Кейт. Впервые за много-много лет ему отчаянно хотелось заплакать. — Боже мой! Что делать?…

— Помнишь, чтó ты говорил три дня назад? Ты спрашивал, чем можешь искупить свою вину. Ты сказал, что согласен на всё.