Лорел Гамильтон - Ласка сумрака

– Гламора ровно столько, чтобы сделать ощущение приятным, но и все на этом, Шалфей. Если ты замахнешься на что-то большее, я кликну стражей – и тебе не понравится то, что они с тобой сделают.

Он издал звук, который показался бы грубым, если бы не прозвенел словно крошечные фанфары – будто бабочка попыталась изобразить ослиный крик.

– Мрак веками ждал, чтобы я высунул голову хоть на миг, принцесса. Я хорошо знаю, может, лучше тебя, сколько он мне задолжал.

– Я заметила, что у тебя с ним личные счеты, в большей степени, чем с другими.

– Личные? Ну, можно и так сказать. – Он улыбнулся, и улыбка вышла милой и злобной одновременно, как будто он воображал жуткие веши и представлял, как забавно будет их проделывать.

Я могла бы спросить, что же это было, такое личное, но не спросила. Или Дойл расскажет сам, или я не узнаю об этом никогда. Вряд ли Дойл легко простит мне, если я стану выспрашивать его секреты у фейри, которого он ненавидит. Одно дело – получить такую информацию от друга, но говорить о своих друзьях с врагами – не дело, и нельзя позволять врагам заглазно обсуждать ваших друзей. Некошерно.

– Питайся, Шалфей, и можешь использовать немного гламора, чтобы это не было слишком неприятно. Но веди себя прилично.

– Тебе все еще нужна чья-то защита? У тебя здесь ручной гоблин. Разве он не прыгнет и не схватит меня прямо в воздухе и не обгложет мои косточки, случись мне тебя обмануть?

– У гоблинов не много шансов против сильного гламора, ты отлично это знаешь.

Он прижал руку к груди и открыл глаза пошире.

– Но я всего лишь эльф-крошка. Я не могу владеть гламором, как знатный сидхе. С чего бы гоблину бояться таких, как я?

– По всем описаниям феи-крошки обладают сильнейшим гламором, и тебе это хорошо известно. Ваше любимое развлечение – сбить с дороги неосторожного путника.

– Немножко болотной воды еще никому не вредило, – сказал Шалфей, подлетая ко мне поближе.

– Если под ней случайно не окажется трясины. Ты – неблагой фейри, а значит, если путник так и не сумеет выбраться вновь на дорогу – тем забавнее.

Он скрестил на груди руки – в обхвате они были чуть тоньше карандаша.

– А что случится, если бродячие огоньки благих заведут путника в болото, и тот провалится в топь? Только не говори мне, что они помчатся на помощь, да еще прихватят веревку. Может, они и прольют слезку над несчастным смертным, но как только последние пузырьки поднимутся из пучины, они поспешат прочь, смеясь и прыгая и подыскивая следующую жертву. Может, они станут обходить стороной злополучную топь, но и не подумают отказаться от веселой игры только потому, что она кончилась смертью для какого-то бедолаги.

Он опустился на мое прикрытое простыней колено.

– И разве так уж нечестно завести в смертельную ловушку какого-нибудь коллекционера бабочек с сачком наперевес, если он, случись ему меня поймать, бросит меня в морилку, а после насадит на булавку, проткнув ею мое сердечко?

– У тебя хватит гламора, чтобы избежать такой участи.

– Да, но мои меньшие братья – бабочки и прочие насекомые, которым мы подражаем, как же они? Один глупец с сачком может превратить цветущий луг в пустыню.

Если взглянуть с этой стороны, то у него были свои резоны. Звучало, во всяком случае, убедительно.

– Ты сейчас используешь гламор?

– Принцесса сидхе должна знать, когда ее обманывают гламором, – ответил он, сохраняя все ту же позу со скрещенными на груди руками.

Я вздохнула.

– Хорошо, это не гламор, но я не согласна, что ты имеешь право довести до смерти какого-нибудь энтомолога только за то, что он собирает бабочек.

– А-а, – протянул Шалфей, меряя меня взглядом, – но ты согласилась со мной хотя бы отчасти, иначе не спросила бы про гламор.

Я опять вздохнула. Когда-то в колледже я совершила ужасную ошибку, решив изучать энтомологию: тогда я не подозревала, что для этого придется убивать насекомых. Я помнила мельтешение бабочек, пойманных в морилку, – трудно назвать более красивое зрелище. Живыми они были волшебно прекрасны; мертвыми – походили на цветные бумажки. В конце концов я спросила, сколько насекомых нужно собрать на тройку, и ровно столько и собрала. Не было никакого смысла их ловить, раз в коллекциях колледжа уже имелись практически все насекомые, которых убивали мои сокурсники. Больше я не бралась ни за одну из биологических дисциплин, где приходилось что-либо коллекционировать.

Я смотрела на человечка с крыльями бабочки и не могла подобрать ни одного нелицемерного аргумента. Лично я бы не стала никого убивать за коллекционирование бабочек, но будь у меня на спине крылья мотылька и проводи я большую часть своей жизни, порхая вместе с ними с цветка на цветок, – может, я по-другому оценивала бы смерть даже единственной бабочки. Может, если ты размером с куклу Барби, убийство мелких созданий для тебя так же ужасно, как человекоубийство. Может, да, может, нет. Но я не чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы спорить.

Глава 29

Я сгребла подушки за спину, устроившись полусидя. Для этого мне пришлось отодвинуть Китто. Он цеплялся за меня всеми конечностями, но глаза его были прикованы к Шалфею. Он следил за маленьким эльфом, словно не доверял ему или ждал от него какой-то опасности... а может, просто думал, каков Шалфей на вкус. Но что бы он ни думал, мысли его не были дружелюбными.

Шалфей, казалось, не замечал малоприятного взгляда гоблина. Он просто порхал по комнате, пока я устраивалась поудобнее.

Я расправила простыню на груди и протянула ему руку – ладонью кверху, чтобы Шалфей мог добраться до моих пальцев, потому что именно из пальцев он и будет пить. Нисевин как раз таким способом брала мою кровь, и если это устроило королеву, то и для Шалфея сойдет. Кроме того, что-то в нем меня нервировало. Смешно нервничать из-за кого-то, кого я могу одной рукой пришлепнуть к стене, но глупо это или нет, отрицать свои чувства я не могла. И разубеждать себя я не стала, просто прикрыла свои самые уязвимые места и дала ему только руку.

Шалфей приземлился на моем запястье, встал на колени на ладошке и обхватил крохотными ручками средний палец. Он погладил палец, и ощущение оказалось для меня одновременно приятным и беспокоящим.

Наверное, я напряглась, потому что он сказал:

– Ты ведь позволила использовать гламор?

Я кивнула, не вполне доверяя собственному голосу.

Он улыбнулся, и рот его был словно маленький красный лепесток, глаза – искренние и теплые. Я почувствовала, как расслабилась, всю нервозность словно рукой смахнуло. Я не боролась с этим ощущением, потому что уже дала согласие. И боль в плече ушла. Ничего не болело.