Шимун Врочек - Рим. Книга 1. Последний Легат

Я вижу, что это правда.

Пурпурная, почти черная кровь течет из ран в его запястьях, из колотой дыры под ребрами. Я опускаю взгляд. Германец практически сидит в луже собственной крови. Он хрипит.

– Будьте вы прокляты, римляне, – переводит Тит бесстрастно. – Передайте моей Хельге… Это, видимо, его невеста… Что я… Что? – Он поворачивается к гему. – Что передать-то?!

Нет ответа. Германец валится набок и замирает. Голова медленно опускается на грудь. Глаза широко раскрыты, огонек жизни в них медленно гаснет. Кончено. Сначала я не понимаю, что случилось. Потом…

Не сметь умирать! Я еще не спросил про своего брата.

Мертвые все должны знать.

Германец ожил, Воробей вернул его душу с того света – в то же израненное тело, увы. Залечить раны – не в силах фигурки. Хотя…

Я достаю Воробья, стискиваю в ладони. Залечить раны, мысленно приказываю я. Напрягаюсь до того, что темнеет в глазах. Ну же, начинай, велю я Воробью… Бесполезно.

Германец мертв. Впрочем, сегодня я один раз уже вернул его с того света. Я могу сделать это еще раз. Воробей дает не силу, думаю я. Воробей дает возможность.

– Что вы хотите сделать, легат? – спрашивает центурион.

Слабость такая, что в глазах темнеет. Мир убегает куда-то в сторону… Падаю.

В следующее мгновение Тит Волтумий оказывается рядом, помогает мне встать. Боги, как я устал. Голова кружится. Фигурка в ладони совершенно ледяная. Я пытаюсь шагнуть обратно к германцу…

– Я не все узнал, – говорю я упрямо. Сжимаю в руке Воробья – до боли. – Мне нужно еще раз попробовать…

– Поздно, – говорит Тит Волтумий.

Меня всегда интересовало, как я встречу свою смерть. Наверное, нет человека, который бы об этом никогда не думал. И, конечно, все происходит не так, как представлялось… Жаль.

– Поздно, – говорит старший центурион.

Взгляд жесткий. Морщины рассекают лоб.

Я поворачиваюсь… Да чтоб тебя!

На дороге перед нами с центурионом выстроились темные фигуры. Вспышка молнии освещает их – это германцы, шестеро. Длинные волосы и плащи развеваются на ветру. Посланцы Преисподней. Воины с той стороны Ахерона.

– Что скажете, легат? – говорит Волтумий. Голос совершенно спокойный.

Я говорю:

– Смешно.

Варвары все с мечами. Ветер развевает их плащи и рвет полы рубах. Лица суровые.

Мечи пока в ножнах. «Договоримся?» – думаю я. Потом вперед выходит предводитель варваров, и я понимаю: проклятье, не договоримся.

У предводителя нет руки, кисть замотана грязной тряпкой. Однорукий!

– Он говорит: узнаешь меня, римская собака? – Тит Волтумий почти весел. – Меня зовут Демериг. Что ему ответить?

– Скажи, что… Проклятье, сейчас не время… Скажи, что собаки плохо видят в темноте. Пусть приходит утром.

Варвары смеются. Сверкает молния.

– Это тот? – спрашивает центурион.

Я качаю головой, опускаю ладонь к рукояти гладия. Пальцы совсем рядом от нее, я почти ощущаю тепло костяной рукояти.

– Не тот, – говорю я. – Даже обидно, Тит. Это другой однорукий. Проклятье… как глупо.

Вожак – тот варвар, которому Арминий отрубил руку на базаре. Похоже, он все-таки затаил на меня обиду. А у меня нет времени с ним ссориться.

Или… или его натравили. А я только кое-что начал понимать.

Один из германцев взмахивает рукой, я отшатываюсь. Что-то темное и круглое летит, описывает дугу… падает в грязь передо мной. Подкатывается к моим ногам.

Пауза. Я смотрю на спутанные темные волосы, следы крови. Лицо у мертвеца смуглое.

Германец что-то кричит. Тит Волтумий переводит:

– Он говорит: это ваше.

Я смотрю. Потом носком сапога переворачиваю голову. Хмыкаю от неожиданности. Передо мной голова одного из моих рабов – того, что бежал к лесу. В глазах застыл ужас.

Что ж… Я поднимаю взгляд. Беглец сам выбрал свою участь. Но мне все равно его жаль.

Мы стоим напротив: римляне и варвары. С одной стороны – я и старший центурион. С другой – шестеро германцев.

Мы пониже ростом, они, соответственно, повыше. То есть, если бы не рост, мы могли бы победить в этой схватке. Смешно.

Где-то вдалеке грохочет гром. Раскаты его чудовищны, кажется, в не-

бесах сошлись на битву тысячи титанов и сотни богов. Мы стоим. Раскаты грома напоминают удары боевых молотов по медным воротам.

Гиганты, штурмующие небо. Мне всегда нравилась эта история…

Глаза германцев мерцают в свете молний.

– Не делайте резких движений, легат, – говорит центурион, не поворачивая головы. – Иначе они решат, что мы нападаем. А нам лучше выбрать момент.

Логично. Я говорю:

– Предложи этому, главному… как его, Демеригу – бой один на один. Я против него. Как это называется? Божий суд? Если я нанес ему обиду, я отвечу по справедливости.

Центурион едва заметно качает головой.

– Они не согласятся, легат. Для этих мы, римляне, – не люди.

Даже так?

– Попробуйте, Тит.

Центурион начинает говорить. Главный из варваров начинает смеяться, потом что-то отвечает. С презрением. Показывает обрубок и ладонью ударяет себя по локтю.

– И как он нас назвал? – говорю я.

– Говорит, что мы – грязные животные. Что у нас нет чести. – Тит Волтумий некоторое время молчит, затем продолжает: – Поэтому нас убьют и бросят тела в болото. Все просто. Мы просто исчезнем. Им не нужна месть римлян.

Нас никогда не найдут. Эх, а мне только начало нравиться обращение «легат».

– Что ж… – говорю я. Центурион выпрямляется. Вспышка молнии высвечивает все вокруг, делает синим.

На мгновение мне становится видно все. Военная дорога, вымощенная камнем. Ряды крестов над ней…

Распятый труп в кусках разваливающейся плоти смотрит на нас с высоты. Из-за обнажившихся зубов кажется, что мертвый германец улыбается. Если бы это было смешно… Впрочем, может, ему как раз смешно.

Фигурка Воробья холодит мне кожу на груди. А что, если…

Кажется, молния пронзает меня насквозь – от макушки до пят. И уходит в землю. Фигурка на моей груди словно прорастает сквозь грудную кость. Вспышка. Если бы мертвые могли говорить…

Я мысленно произношу приказ, затем пинаю отрубленную голову. Она медленно катится к ногам вожака, подпрыгивает. Наконец, застывает в лужице.

– Тит, приготовься. Сейчас начнем… Теперь переводи.

Центурион кивает. Взгляд его спокойный. Ethos Аристотеля. Взгляд человека за мгновение до того, как все рухнет.

– Готов? Это не мое, – говорю я для варваров. – Это ваше. Посмотри внимательно, варвар.

Однорукий Демериг слушает. Потом начинает смеяться. Ха-ха-ха.

– А ты посмотри, – предлагаю я. – Если осмелишься.

Германец хмыкает. Тянет единственную руку, запускает пальцы в волосы. Поднимает, смотрит. Вглядывается. Уже почти совсем темно, синий сумрак вокруг…