Владимир Воронов - Отродье. Охота на Смерть

Тишина.

— Ну-ну, будет тебе, — несколько минут спустя погладил её по волосам Мирон, — всё позади. Ты справилась! Всё кончилось. Пойдём отсюда.

— Мирон, почему жизнь так несправедлива? — утирая слёзы, спросила она.

— Почём я знаю… Живешь — не оглянешься, помрешь — не спохватишься.

Она от бессилия сильно стукнула по стене:

— Не хочу так!

Вдруг за шиворот посыпалась штукатурка. Арина еле-еле успела отползти, перед тем, как стена за её спиной ещё раз хрустнула и развалилась. В заброшенное бомбоубежище проник свет и пыль. Пыль осела. За дырой в стене они разглядели ровные ряды унитазов, несколько раковин, светлый кафель и зеркала. Туалет был хорошо ухожен, о чём говорила кристальная чистота. Слёзы тут же высохли:

— Мирон, ты что-нибудь понимаешь? Я думала, бомбоубежище должно защищать от ядерного взрыва, а у него оказывается стены картонные!

— А я не удивляюсь — у нас в СССР всё так строили, — улыбнулся Йоркширский терьер с человеческим ртом, — поскорее умойся, нужно снять заклинание с твоих глаз, если слишком долго пользоваться призрачным зрением, ты ослепнешь и сможешь видеть только духов… Ванга, кстати, так и ослепла.

Арина прошла в туалет. Кто это в зеркале? Это мог быть кто угодно — бомжиха с вокзала, солдат, проползший на животе несколько километров по болоту, но не она. Относительно чистым оставался плащ Капитана, всё остальное покрывала пыль разных оттенков, на руках, лице и груди пыль смешалась с кровью, превратившись в грязь. Синее платье покрыли грязные разводы, тёмные пятна — вероятно тоже кровь. Коленки и локти сбиты, шея исцарапана, что она скажет близким и коллегам? Но больше всего Арину поразили собственные глаза. Белки — чёрные, а зрачки, расширившись на всю радужку, горели красным, как у кроликов. Испугавшись, она судорожно начала умываться. Как же ей не хватало чистой, прохладной воды! Вместе с водой в раковину утекала усталость, истощение, страх. Всё что произошло — произошло и осталось в прошлом, она успеет всё обдумать позже. Арина вспомнила, о мальчишках, встрепенулась, хотела крикнуть Мирону, чтобы он сбегал их проведать, но вместо этого обомлела: сквозь дыру в стене на свет лезли зомби — пыльные, серые, с впадинами вместо глаз. Она не успела, как следует испугаться — узнала пареньков из бункера.

— Мальчики, как вам удалось выбраться? Вы же еле передвигались!

Первым зашёл Костик, увидев её, заулыбался:

— Голубая Леди — это вы! Мы знали, что вы нам поможете и прогоните Кровавый кошмар! Машка не обманула! Пацаны — это она — Голубая Леди!

Остальные мальчишки щурились от яркого света, тёрли глаза, пытались отшоркать засохший клей.

— Голубая Леди, — продолжал тараторить Костик, — когда вы ушли из нашего лагеря, я проснулся и решил, что вы нас бросили, но потом Кошмар заорал в коридорах, а потом проснулся Андрюха, а Андрюха не просыпался уже несколько дней, мы думали ему конец, а он проснулся и Мишка и Лёха и Димон! И тогда мы поняли, что вы победили, что вы Голубая Леди и мы спасены и побежали на звук! Нас стало лучше и мы пошли за вами.

Арина улыбнулась:

— Ясно, — но снова нахмурилась, увидев как кто-то из мальчишек, поспешно прятал в кармане штанов тюбик с клеем. Она собрала в кулак всю волю, с силой сказала, — Я — Голубая Леди спасла вас из лап Кошмара, но я в силах вернуть вас обратно, — покалывание тысяч иголочек пронеслось по позвоночнику, — с этого дня никто из вас, никогда в жизни больше не вдохнёт клея, а если вдохнёте — знайте — это ваш собственный выбор, больше вас никто не спасёт! Я — Голубая Леди, сама прослежу, чтобы, нарушивший обещание, умер самой жуткой из смертей! Клянитесь мне, что никогда не прикоснётесь ни к клею, ни к каким-либо другим наркотикам!

Мальчишки потупились, кто-то спросил:

— А сигареты считаются?

Она решила быть жестокой до конца:

— Считаются!

— Клянусь! — первым сказал Костик, скомкав в руке пачку Примы. За ним поклялись, правда, без особого энтузиазма все остальные, сдавая клей и пакетики с сухой травой.

— Что ж, хорошо. Вы всё ещё очень слабые, поэтому я вызову скорую помощь, чтобы вас немного подлечили… И без возражений!

Скорая приехала достаточно быстро. Выход из бомбоубежища, оказывается, находился в туалете крупного торгового центра, когда она вышла на улицу, то не узнала это место — здесь не было ни намёка на школу или старенький квартал, в котором они спустились под землю. Арина была готова прижаться к любому дереву и целовать его — так соскучилась по поверхности. В Москве давно наступила ночь. Небо сегодня скрывали облака, от чего её никак не покидало ощущение, что она всё ещё в бункере с очень высоким потолком. Мальчишек увезли в больницу. На прощание её обнял только Костик, все остальные смотрели как на диковинку, с опаской отступая на шаг, если она подходила слишком близко. Медики хотели забрать и её, но Арина успела сочинить нелепую историю, о том, что в туалете её врасплох застигло землетрясение и слегка завалило обрушившейся стеной, но в целом всё хорошо и вообще вот-вот её заберёт муж.

— Что дальше? — спросила она у Йоркширского терьера, присевшего рядом с ней на ступеньках торгового центра.

Собака не ответила, склонив набок морду с умными глазами.

Зазвонил телефон.

— Алло.

— Ара, дорогая, как у тебя дела? — бодро поприветствовал Прад, не дождался ответа, — судя по всему — превосходно! Умница, я знал, что ты справишься! Мы тут тоже более-менее разгребли, приезжай. Я разморозил запасную базу — встретимся на Крымском мосту…

— А… — но ей не дали задать вопроса, в трубке раздались короткие гудки.

— Вот урод! Ладно, хрен с ним. Мирон поехали — нас ждут.

Арина поймала такси.

Таксист — яркий армянин, признал в ней свою, начал быстро что-то тараторить, на родном языке, который она помнила слабо. Ей совсем не хотелось разговаривать, поэтому она сложила из пальцев несколько замысловатых жестов, давая ему понять, что глухонемая. Таксист расстроился, но сделал погромче магнитолу, в которой надрывался неизвестный армянский певец. Арине потребовались все силы, чтобы не уснуть в тёплом салоне. Равномерный шелест колёс, действовал лучше любой колыбельной. Ехать пришлось около часа. Домовой счастливо похрапывал на коленях. Подсвеченный иллюминацией город равнодушно поглядывал на неё сквозь окна. Жилые дома чернели — их обитатели давно спали. Наконец показались высоченные пилоны моста.

— Остановите, пожалуйста, посередине, — попросила Арина.

Она так вымоталась, что нелепость ситуации до неё дошла лишь после второго гневного взгляда, брошенного водителем. За поездку таксист содрал с неё втридорога.