Хоббит, или Туда и обратно - Джон Рональд Руэл Толкин

гораздо лучше, чем ничего, — а Главный вход уже был закрыт стеной из тесаных камней, уложенных всухую, и стена получилась очень толстая и высокая. В ней были бойницы, сквозь которые можно было смотреть (или стрелять), но дверей совсем не было. Карлики лазали туда и обратно по лестницам, а поклажу втаскивали веревками. Для выхода пара они проделали в новой стене маленькое сводчатое отверстие; а узкое русло реки изменили у входа так, что от скалистой стены до водопада, которым река низвергалась в долину, разлился сплошной пруд. Теперь ко Входу можно было попасть либо вплавь, либо по узенькой тропке, у самых утесов справа (если смотреть на Вход снаружи). Пони были доставлены только к лестнице над старым мостом; их там развьючили и, попросив вернуться к прежним хозяевам, отправили свободными вдоль реки на юг.

Потом настал такой вечер, когда они вдруг увидели далеко впереди, на юге, множество огней, словно от костров и факелов.

— Они пришли! — крикнул Балин. — И лагерь у них — очень большой. Должно быть, они вступили в долину по обеим берегам реки, под кровом сумерек.

В эту ночь Карлики спали мало. Утро только началось, когда они увидели приближающийся отряд. Прячась за своей стеной, они следили, как он поднимается к верхнему концу долины и медленно взбирается наверх. Вскоре они увидели, что в нем есть Люди с Озера, вооруженные по-боевому, и Эльфы-лучники. Наконец, передние поднялись на утесы и появились у верха водопада; и велико было их удивление, когда они увидели перед собою пруд и каменную стену, перегородившую Вход.

Они стояли, указывая на это друг другу и переговариваясь; и тут Торин окликнул их:

— Кто вы, — крикнул он очень громко, — что приходите, словно с войной, к воротам Торина, сына Траина, Короля Горы, и чего вы хотите?

Но они не ответили ему. Некоторые быстро повернули обратно, остальные, оглядев Вход и его укрепления, последовали за ними позже. В этот день лагерь передвинулся и встал как раз между отрогами Горы. Скалы зазвучали эхом голосов и песен, как не звучали уже давно. Слышались также звуки Эльфовых арф и нежной музыки; а когда они поднялись к Горе, то холодный воздух словно потеплел и в нем повеяло ароматом весеннего леса.

Тогда Бильбо захотелось уйти из мрачной крепости, спуститься и присоединиться к веселью и пиршествам у костров. Кое-кто из Карликов помоложе тоже был взволнован, и они говорили, что лучше бы дела повернулись по-другому, и они могли бы приветствовать пришельцев, как друзей.

Но Торин нахмурился. Тогда Карлики достали свои арфы и другие инструменты, привезенные с берега реки, и запели, чтобы развеселить его; но песня у них была не такая, как у Эльфов, а походила на ту старинную и грозную песню, которую они пели в вечер чаепития у Бильбо. Торину она понравилась, и он снова улыбнулся и повеселел; и он начал прикидывать расстояние до Железных Холмов и скоро ли Даин придет к Одинокой Горе, если выступит тотчас по получении вестей от него. Но у Бильбо сердце упало: и песня, и разговоры показались ему слишком уж воинственными.

На следующий день, рано утром, отряд копьеносцев переправился через реку и поднялся по долине. Они шли под большим зеленым знаменем короля Эльфов и под голубым знаменем Озера, и остановились только перед стеной и Вратами.

Снова Торин громко окликнул их: — Кто вы, что приходите вооруженными к воротам Торина, сына Траина, сына Трора, Короля Горы?

На этот раз ему ответили. Высокий, темноволосый человек мрачного вида выступил вперед и воскликнул:— Привет Торину! Зачем вы отгородились от всех, как воры в своей берлоге? Мы еще не враги вам, и мы радуемся, что вы живы, хотя мы и не надеялись на это. Мы пришли, не ожидая найти здесь кого-нибудь живого; а теперь, когда мы встретились, то можем поговорить и посоветоваться.

— Кто ты и о чем хочешь говорить?

— Я Бард-лучник, чья рука сразила Дракона и освободила ваши сокровища. Разве это не касается вас? Кроме того, я прямой потомок Гириона, правителя Дола, а в вашей добыче есть много золота из его владений, отнятого Смаугом. Разве об этом не стоит поговорить? Далее, в своей последней битве Смауг разрушил жилища людей в Эсгароте, а я служу Старшине города. Я буду говорить от его имени и спрошу вас, не задумаетесь ли вы над скорбью и бедствиями его людей? Они помогли вам в вашей беде, а вы за это принесли им только разорение, хотя, конечно, и не намеренно.

Правдивыми и честными были эти слова, хотя произнесены гордо и мрачно; и Бильбо подумал, что Торин тотчас же поймет их справедливость. Он, конечно, не ждал, чтобы кто-нибудь вспомнил, что это он сам, без чьей-либо помощи, открыл у Дракона незащищенное место; и он был прав, так как об этом никто и не вспомнил. Но он не учел и той власти, какую имеет золото, на котором долго лежал Дракон, не учел и стремлений Карликов. За эти дни Торин провел в своей сокровищнице немало часов, и золото уже овладело им. Хотя он искал больше всего Сердце-Камень, но его привлекли и многие другие чудесные вещи, лежавшие там, — напоминание о трудах и бедствиях его племени.

— Ты высказал худшее из своих требований последним и сделал его главным, — заговорил в ответ Торин. — На сокровища моего народа никто не может заявлять притязаний, сказав, что Смауг, похитивший их у нас, нанес ущерб и ему. Эти сокровища не принадлежат Смаугу, чтобы искупить ими его злодеяния. За припасы и помощь, полученные нами от Озерных людей, мы заплатим щедро, — в надлежащее время. Но мы не дадим ничего, даже цены ломтя хлеба, под угрозой силы. Пока вооруженное войско будет стоять перед нашими воротами, мы будем считать вас врагами и грабителями.

— Я мог бы спросить вас, какую долю наследства уплатили бы нашему племени вы, если бы нашли, что сокровище осталось без охраны, а мы все — убиты.

— Правильный вопрос, — возразил Бард. — Но вы живы, а мы — не грабители. И потом, богатый всегда может просто пожалеть бедняка, оказавшего ему дружбу в трудный час. И остальные мои вопросы остались без ответа.

— Я уже сказал, что не вступлю в переговоры с вооруженными воинами у моей двери. И меньше всего — с воинами Лесного короля, которого не вспоминаю добром. В этих переговорах им нет места. Уходите же теперь, пока не полетели наши стрелы! И если захотите говорить со мною слова,