Дмитрий Казаков - Ночь судьбы

Костук покинул седло, морщась от резкого травяного запаха. В горах маг побывал всего несколько раз, но давно заметил, что именно рядом с безжизненным камнем растения пахнут сильнее всего.

Конь невозмутимо стоял, прядая ушами, когда Костук снимал с него мешки. Похлопав напоследок животное по мускулистой шее, маг повторил заклинание, указывающее цель. Жеребец заржал, словно прощаясь, и, не торопясь, затрусил к западу.

Костук же двинулся вверх. Вершины на фоне голубого неба приближались медленно, хотя здесь они значительно ниже, чем на севере, где Драконьи горы вырастают до пяти-шести тысяч сажен. Перевал, по которому предстояло пройти, возносится над степью всего на две с половиной.

Чем выше поднимался путешественник, тем холоднее становилось. Внизу, в степях, вовсю хозяйничает весна, а тут, средь камней, свирепый холодный ветер проникает до костей, и потоки, низвергающиеся прямо из тела гор, несут ледяную воду.

Когда ноги недвусмысленно заявили об усталости, Костук присел передохнуть, спиной к горам, лицом вниз. Но не успел налюбоваться пейзажем, как за спиной шевельнулось что-то огромное. Маг почувствовал угрозу.

Орк резко обернулся. С низким нарастающим гулом со снежного поля, до которого Костук не дошел всего сотни саженей, на него мчалась лавина. На секунду маг замер, и тут же на язык прыгнули те самые строчки, что складывал сегодня в дороге:

Никто не дождался блестящего страхаОт пота и крови намокла рубаха.Мы знаем, что значит явиться из тениИ вспрыгнуть в седло, и упасть на колени.

Как всегда при успешном волхвовании, ощутил себя водопадом, из которого извергается Сила. Лавина застыла, зависла белоснежной волной над склоном. Костук знал, что долго держать ее не сможет, и бросился бежать.

Успел пробежать саженей пятьдесят, когда позади словно вздохнул исполин – лавина двинулась вновь. Костук ускорился и бежал до тех пор, пока в спину не ударила волна холодного, напоенного снегом, воздуха.

Грудь ходила ходуном, липкий пот стекал по лицу, заставляя глаза слезиться. Не привыкшие к бегу ноги дрожали, когда маг мешком рухнул на камни, хрипя и задыхаясь.

Пришел в себя не скоро, и лишь тогда двинулся дальше. Какие бы лавины не встали на пути, в Храм надо добраться вовремя.

– Ух, как тут холодно, – ворчал Хорт, шмыгая носом. Охотник нацепил на себя все, что смог, и, все равно замерзал. Все вокруг дышало холодом – и скалы, что торчат сточенными серыми зубами из белых десен снега, и сам снег, и воздух. Ветер забирался верткими ледяными пальцами под одежду, надеясь согреться.

– Не ворчи! – отозвался Родомист, закутанный так, что походил на кочан капусты. – Перейдем горы, будет тепло, а пока – чем дальше, тем хуже.

– Еще долго нам идти через горы? – спросил Ратан. Лицо его за последние дни обветрилось и по цвету напоминало свеклу.

– За этим хребтом еще один, а потом – еще, – печально вздохнул маг.

– Мы и так в горах несколько дней! – возмутился Хорт. – А есть нечего, ну, почти! В горах хоть какая живность водится?

– Конечно, – хмыкнул маг. – Везде кто-нибудь да водится. Но пока у нас не кончились старые запасы. Так что – не ворчи. А уж внутри Кольцевого хребта пойдут земли, на редкость богатые дичью. Но они тебе, Хорт, не понравятся.

– Это еще почему? – насупился Хорт, ожидая подвоха.

– Большая часть этой дичи сама не прочь поохотиться на человека, – ответил маг преувеличенно серьезно, и холод на мгновения отступил, напуганный живым, веселым смехом.

Перелет дался Брану тяжело. Правитель Эрина давно не летал, долгое время не покидал Эмайн Маху. Конечно, сидеть на спине огромной ящерицы и любоваться пейзажем – не совсем то, чтобы бить ноги, идя пешком, или мозолить зад об седло, но все же достаточно утомительно.

Пронеслись внизу родные леса, серо-зелено-белые, почти не тронутые наступающей весной. Затем бугристым неровным ковром легла под ноги степь. Чем далее летел Бран, тем больше становилось в белом одеяле проплешин, а затем проплешины слились. У самых гор земля уже покрылась травой. Словно зеленый туман стелился над самой почвой.

Горы показались сначала маленьким облачком, прилегшим на край неба. Но минул день, а облачко не исчезло, лишь разрослось, обзавелось белой опушкой поверху. К концу полета это была стена, огромная, полуразрушенная, поросшая на средине высоты темным мхом леса.

Брану оставался последний день полета. Совсем скоро дракон достигнет незримой черты, пересечь которую не в его власти.

Словно ощущая мысли наездника, ящер сильнее заработал крыльями и пошел вверх. Скальная стена надвигалась угрожающе, бесстыдно выставляя оспины пещер и трещины разломов. Кажется – еще миг, и дракон со всего маху ударится об острые камни. Но в последний момент стена ушла вниз, дракон прошел над ней и направил лет дальше, дальше и выше.

Когда внизу засверкал лед и снег вершинного пояса, Бран посадил дракона. Незачем из-за лишней сотни саженей гнать зверя. Их можно пройти и пешком.

Альв осторожно слез с чешуйчатой спины, мешок с припасами неприятно оттянул руку, а затем устроился на плече, словно огромный сытый кот.

Дракон повернул голову, взглянул на наездника. В глазах, которые на самом деле лишь видимость, промелькнуло что-то похожее на печаль. Но Бран никогда не верил в наличие чувств у существ Силы, просто хлопнул дракона по уродливой морде и приказал – улетай.

Едва альв успел отскочить, как дракон заработал огромными кожистыми крыльями. Тяжело, грузно, как набравшая нектара пчела, поднялся в небо. Снежная пыль ударила в глаза Брану, заставляя опустить веки.

Когда он открыл глаза, синее пятнышко забралось высоко и быстро удалялось на север, в сторону дома.

Бран вздохнул, попытался удобнее устроить мешок на плече, без особого, правда, результата. Затем двинулся на юг, навстречу вершинам. Снег неприязненно хрустел под ногами, а сами горы молчали, не замечая чужака, вторгшегося в их владения.

Владигер сидел на коне хмурый и не выспавшийся. Мигом отдыха промелькнула над Весеградом ночь, и войска вновь строились для битвы. Шагала, бряцая доспехами, пехота. Длинные пики колыхались, подобно лесу без ветвей. Орали похабные песни стрелки-Полурослые, натягивая тетивы на луки.

Но противник медлил. Остроухие разбили лагерь на самой опушке. Разведчики доложили, что с утра туда подошел большой обоз. Но боевые трубы молчали, и железная поступь полков Эрина не сотрясала землю.

Когда солнечный диск перестал подниматься, и завис, словно раздумывая, лезть дальше или нет, из лагеря Остроухих на поле выбрались несколько всадников. Помчались по утоптанному за день битвы снегу. В руке переднего на высоком древке бился на ветру белый флаг.