На стороне мертвецов (СИ) - Волынская Илона

— Но хотя бы вашему батюшке вы расскажите, что знаете? Убийцы — дело полиции!

Митя прикусил губу. Еще вчера… да что там, еще пару часов назад он считал также, но… только не теперь! Хотя отцу он расскажет. И если тот поверит и поможет возмездие свершится быстро! А если нет… Митя сам пойдет по следу убийцы, и не отступится, даже если придется выполнять такую несветскую сыскарскую работу! Потому что оно того стоит!

Они въехали в город: полязгивая и покачиваясь, автоматон трусил по людному Екатерининскому проспекту, но впервые ему было все равно… ну почти все равно… как он выглядит и что о нем думают прохожие и проезжие.

— Сейчас приедем домой…

— Только у вас, кажется, гости. — отозвалась Зинаида.

У парадного подъезда ждала открытая коляска, изобилием позолоты напоминающая дешевый вазон. Гнедую пару украшали пышные султаны, а на облучке дремал кучер в ливрее яркой, как пожар в цирке.

— Купчиха какая-то…

Вот уж не ко времени!

— Леокадия Александровна… — опираясь Мите на плечи, Зинаида привстала в седле автоматона. — Все, теперь от маменьки не скроешься — она же первая на губернии… дама. — и почти на ухо шепнула. — А еще — сплетница! Губернаторша это наша, вот кто!

Митя тронул рычаг, автоматон обошел экипаж по дуге, и проковылял в ворота. Проснувшийся от лязга и скрежета кучер чуть не сверзился с передка коляски, и теперь Митя чувствовал устремленный им вслед шалый взгляд.

Автоматон уже качался как пьяный, когда Митя торопливо выпрыгнул из седла и протянул руки, чтобы помочь Зиночке… Дзанг! Вылетевшая пружина едва не воткнулась Мите в ногу, он успел только дернуться в сторону. Банг! Кусок обшивки с крупа паро-коня рухнул на утоптанный двор. Скраааапп! Автоматон повело в сторону и…

— Вяя! — взвизгнувшая Зиночка рухнула на него ворохом атласных шаровар, вышитого льна и рассыпавшейся косы.

— Скрааа! — у паро-коня подогнулись колени, он присел, будто рыцарский конь перед раненным хозяином, окутался паром, плюнул горячей водой, окропил землю брызгами масла и… замер. Тлеющий в его стеклянных глазах огонек… погас.

— Убью. — прижимая Зиночку к себе, сквозь зубы выдохнул Митя. — Найду мерзавцев, которые это сделали, и убью… Без колебаний!

— Скрааап! — с небес донесся торжествующий хриплый крик.

Митя не стал поднимать голову, и без того знал, что на фоне раскаленного августовского неба парит черный как ночь силуэт.

— Митя-я-я!

С Зиночкой на руках он медленно повернулся… с «черного» крыльца на него глядела тетушка. Безумным, яростным, требовательным взором.

Зиночка взбрыкнула ногами, пытаясь высвободиться. Митя только крепче прижал ее к себе. Да, ситуация двусмысленная. Он… с девушкой на руках… на заднем дворе… Если тетушка станет болтать глупости… Шабельские могут и отлучить его от дома. Но… если суетиться и смущаться, станет только хуже.

— Митя! — выдохнула тетушка. — Иди сюда!

Митя сделал шаг вперед и только тогда поставил Зиночку на землю. Та принялась нервно оправлять косу…

— Быссстрее! — процедила тетушка, отступая в дом.

Если она намерена учинить скандал, то… после всего случившегося он за себя не ручается.

Тонкие, но сильные пальцы ухватили за запястье, и тетушка почти бегом поволокла его по кухонному коридору, лихорадочно тараторя:

— Я увидела тебя в окно, и сказала, что тебя надо встретить… Спаси меня, Митя!

Митя даже остановился, не веря своим ушам.

— От чего?

Тетушка придвинулась близко-близко, и опасливо озираясь, шепнула:

— От… губернаторши!

Митя стоял. Митя смотрел на тетушку. На пятна горячечного румянца на щеках, на нервно подрагивающие сухие пальцы.

— Что ты так смотришь? — уголки тонких, обычно недовольно поджатых тетушкиных губ нервно дрогнули. — Я… Она… Это все так сложно! В Ярославле мне не приходилось принимать таких важных персон, я не знаю — как! Твой отец опять будет сердиться, а я даже не знаю, о чем с ней говорить, а еще она все время говорит сама, и от этого не легче! — голос тетушки на краткий миг поднялся чуть не до крика… и тут же упал до нервного шепота. — Она спрашивает про мужа. Отчего он умер.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ее муж жив! — озадачился Митя. — Отец к нему представляться поехал!

— Мой муж! — простонала тетушка. — Почему у меня только один ребенок. Почему у Аркадия только один… Про какое-то «дело великого князя»… Правда ли, что твоего отца за него наградили… Наказали… Сослали… Дали орден… Желает ли твой отец жениться, остаться тут, вернуться в Петербург, арестовать оборотней, упокоить прислугу и нанять оживших мертвецов… Господи, что я говорю! — снова взвизгнула она и… Митя едва успел зажать ей рот. И она… не обиделась. Постояла, сопя носом ему в пальцы, и глаза ее, испуганно-отчаянные, моргали над краем его ладони, как у разбуженной совы — хлоп-хлоп, хлоп-хлоп! Кивнула, давая понять, что успокоилась.

Митя медленно отнял руку.

— Я ничего не знаю про мертвецов, но я уже готова их нанять, только спаси, Митенька! — отчаянно прошептала она.

Он собирался отказать — жестко, надменно. Во-первых, он спешит — надо рассказать отцу, что выяснил, понял, догадался… Во-вторых, тетушка не заслужила его помощи, после всего, что она натворила! Хуже этого только… отказать в помощи женщине их семейства. Митя вздохнул. Убийца все равно уже сбежал. И прежде чем ехать к отцу он намеревался переодеться, может даже поесть…

Как мог он оправил рубаху, жилет. Пригладил волосы…

— Тетушка, вы помните барышню Шабельскую — она вчера была у нас, с сестрами… Мы попали в… автоматонное… происшествие… Помогите Зинаиде Родионовне привести себя в порядок… пока я представлюсь ее превосходительству…

— Да! — как потерпевшая кораблекрушение при виде близкого парусника, вскричала тетушка. — Пойдемте, милая, я вам помогу! — Она уже сорвалась с места, волоча Зиночку к комнатам, как вдруг остановилась, поглядела на Митю с некоторым сомнение и пробормотала. — Может, тебе тоже переодеться? Все же, губернаторша…

— Ее превосходительство не может сидеть в гостиной одна…

«А еще мне не во что переодеться…»

— Ох, конечно же, она не одна! Это было бы совсем неприлично… Я оставила там этого… молодого Штольца…

— Тетушшшка! — прошипел Митя, и ринулся к гостиной. Ингвар и губернаторша — это было хуже, чем бродящий в окрестностях убийца с паротелегой и паро-беллумом. С убийцей ему уже все ясно, а что может учудить Ингвар, тот сам наверняка не знает.

— Вашему брату не следовало давать своей бывшей супруге развод. — из-за двери донесся возбужденно-недовольный женский голос. — Я всем так и сказала: и господину Меркулову сегодня, и господину Лаппо-Данилевскому на днях, ну и мужу, конечно, с него я, собственно, начала! Дурень ваш братец, вот что я скажу… в следующий раз скажу: и господину Меркулову, и Лаппо-Данилевскому, и мужу… А вам следовало сразу со мной поделиться подробностями этой неприличной истории, а не отмалчиваться! Ишь ты, запираться вздумали…

Кажется, из гостиной донесся сдавленный хрип. Кажется, хрипел Ингвар. Душат его там, что ли?

— Теперь, когда в истории с разводом для меня все понятно, вернемся к господам Меркуловым! — в голосе губернаторши звучало предвкушение настолько хищное, точно она собиралась их с отцом съесть. — Объясните мне, юноша, что там у них в Петербурге с великими князьями вышло?

— Не знаю… — выдавил Ингвар.

— Неужто и не рассказывали ничего? Не делились? — недоверчиво прищурилась ее превосходительство. Ингвар отчаянно замотал головой, и та досадливо прищелкнула веером. — Пусть так… Но про мертвецов-то вы знать должны? Признавайтесь, это Меркуловы их пробудили? Потому что в слухи про лавочника ни один здравомыслящий человек не поверит! Еще не доставало, чтоб лавочники — богов призывали! — пренебрежительно фыркнула она, встряхнув отвисшими «хомячьими» щеками.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Полагаете, богам не все равно, кто человек таков — лавочник или… — Ингвар вскинулся как боевой конь, заслышавший звук трубы.

— Господь Вседержитель и Чтимые Предки, простите его, ибо не ведает, что говорит! — губернаторша наскоро перекрестила украшенную пышными рюшами грудь и поглядела на Ингвара жалостливо. — Конечно же, нет! Уж мы-то, Кровные, знаем! — она горделиво откинула украшенную высоко закрученной «дулькой» голову.