Олег Авраменко - Игры Вышнего Мира

— Понятно. А ты?

— Я стала чёрной ведьмой против собственной воли. Нижний Мир подчинил меня, но не сломил, не завладел моей душой. Вместе с тем я прокляла Вышних, допустивших такую несправедливость. Я возненавидела Бога, сотворившего этот неправильный мир. А когда умирала, молилась только об одном: лучше небытие, чем ад или рай, которые мне одинаково отвратительны. В результате я оказалась здесь.

— Так ты умерла не сразу?

— О, нет. — В приглушённом голосе Визельды проскользнули иронические нотки. — Циммерфельды больше привыкли размахивать пивными кружками, чем мечами. Они лишь смертельно ранили меня и сразу набросились на Чёрного Эмиссара. А я прожила ещё пару минут и запросто могла их убить, но не стала этого делать. Они ведь ни в чём не виновны.

— А зачем ты вообще вызвала Эмиссара?

— Меня заставили. Я не могла противиться — ты сам понимаешь, каково это; ты тоже был чёрным магом.

— Да, понимаю.

— Всё было подстроено специально для того, чтобы Циммерфельды разоблачили меня как ведьму и убили. А Герти, прежде чем попасть в школу, должна была до дна испить горькую чашу подозрений и преследований, обиды и унижения, что сделало бы её озлобленной и податливой ко Злу. Так замышлял Велиал, но просчитался — мир всё-таки не без добрых людей. Сначала князь Виллем вступился за неё, а потом появился Марк фон Гаршвиц и вернул ей веру в справедливость. Ну и ты, конечно, сыграл немаловажную роль. Любовь — лучшее лекарство от душевных травм. Именно поэтому, а не из-за твоих угроз забрать Герти из школы, Гидеон Викторикс пытался убить тебя.

— А ты много знаешь! — удивлённо произнёс Ларссон.

— Отсюда, с Перекрёстка, видно всё происходящее на Гранях. Но увы — ни на что повлиять мы не можем и остаёмся лишь пассивными наблюдателями. Наше всеведение совершенно беспомощно.

Он растерянно покачал головой:

— Никогда прежде не слышал, что существует ещё одно пристанище для мёртвых душ.

— Об этом не знает никто из живущих. А Вышние и Нижние тщательно берегут эту тайну — её разглашение им крайне невыгодно. Их вполне устраивает биполярная картина мироздания.

— Значит, Перекрёсток — третий, скрытый полюс?

— Нет, не полюс. Просто альтернатива выбору между Злом и Добром. Возможность другого выбора.

— Какого?

— Здесь выбор не ограничен какими-либо жёсткими рамками. На Перекрёстке каждый ищет свой особенный путь в Вечность, а когда находит — следует по нему. Но я ещё не искала. Я не могу уйти, пока моя дочь в опасности. Хотя понимаю, что помочь ей не в силах.

— А что ей угрожает? — спросил Ларссон. — Что именно замыслил Велиал? И чего добиваются Вышние?

Визельда ответила не сразу. Ларссон не видел её лица, но почему-то был уверен, что она внимательно смотрит ему в глаза.

— Странно, что ты спрашиваешь о Герти, а не о себе. Казалось бы, сейчас тебя должна больше волновать твоя собственная судьба.

— И волнует. Но скоро всё и так решится — помимо моей и твоей воли. Если же мне посчастливится выжить, я хочу знать, как помочь Герти.

— Что ж, это делает тебе честь. — Визельда снова умолкла, и у Ларссона создалось впечатление, что она внимательно прислушивается к чему-то, неслышному ему. — Боюсь, всё не так просто. Прежде всего, если ты вернёшься в земной мир, то забудешь о Перекрёстке и о нашем разговоре.

— А я могу не вернуться?

— Это решать тебе. Захочешь остаться — твоё земное тело немедленно умрёт и ты обретёшь здесь новую сущность. Но решение ты должен принять до того, как тебя попытаются привести в сознание. Иначе очнёшься в плену у того маленького зверёныша, Тары, и почти наверняка будешь принесён в жертву. Думаю, нет нужды объяснять, что за сим последует.

Ларссон содрогнулся. Жертвоприношение означало Преисподнюю и вечное проклятие. Недавно де Каэрден однозначно подтвердил это.

— Неужели у меня нет никаких шансов?

— Надежда есть всегда, — ответила Визельда. — Будущее не предопределено, оно зависит от человеческих поступков. В данном случае — от поступков одного конкретного человека. Вероятность, что ты останешься в живых, существует, но она очень мала.

Ларссон задумался. Мысль о Преисподней его ужасала, тем более теперь, когда он узнал, что существует реальная альтернатива Нижнему и Вышнему Мирам. Он не знал, что его ждёт на Перекрёстке, и не был уверен, что ему это понравится, — но, по словам Визельды, здесь каждый выбирает свой путь, а не принимает навязанный кем-то.

С другой стороны, Ларссон совсем не хотел умирать. Если есть шанс, он должен уцепиться за него. Не ради себя, а ради Герти. Если он уйдёт сейчас, бросит её на произвол судьбы, то всю оставшуюся вечность будет сожалеть об этом, проклинать себя за трусость и малодушие. Это ничем не лучше проклятия в Преисподней…

— А я точно ничего не вспомню?

— Мне подтвердили, что ничего, — сказала Визельда. — А значит, не будешь раскаиваться в своём решении.

— И сколько мне осталось? Когда я очнусь?

— Минут через десять. Максимум через четверть часа.

— Я… — голос Ларссона сорвался, но он овладел собой и продолжил: — Я уже решил. Возвращаюсь в земной мир. Может быть, ненадолго… А пока есть время, расскажи всё, что знаешь. На всякий случай — вдруг что-нибудь останется в памяти… Если, конечно, я выживу.

Глава 8

Когда Ларссон пришёл в сознание, его колдовские способности не действовали. Также он не мог двинуть ни руками, ни ногами, ни туловищем. Только с головой было всё в порядке — то есть, он мог приподнять её и повернуть со стороны в сторону. Что, собственно, и сделал.

Ларссон лежал навзничь посреди просторной комнаты, судя по мебели — гостиной. Правда, кое-что в её обстановке явно не вписывалось в привычный образ гостиной. А именно — начерченная мелом на паркетном полу пентаграмма, в центре которой он находился. По её углам были расставлены незажжённые свечи.

Пока Ларссон осознавал жуткий смысл увиденного, в комнату вошла Тара. На ней был длинный чёрный балахон с наброшенным на голову капюшоном, в руках она держала большой нож с широким блестящим лезвием.

— Ага, уже очнулся! — констатировала Тара. — Тем лучше. Я, видишь ли, собираюсь принести тебя в жертву.

Ларссон и сам это понял. Но что удивительно, совсем не испытывал страха — одну лишь досаду. Как же глупо он прокололся! Как бездарно завалил операцию, которую начал так успешно! Проник в дом, легко разделался со взрослыми, а когда дело дошло до Тары, всё испортил. Расслабился, потерял бдительность, недооценил опасность. А ведь должен был учесть, что в теле девятилетней девочки может находиться кто-то другой. Кто-то взрослый и опытный, прошедший все круги ада…