Джек Финней - Нечестивый город

– Да, сударь, – ответил он, – судя по всему, я от него избавился. Но мое предчувствие, несомненно, имело достаточно веские основания: нет нужды говорить вам о том, что мы, вероятно, единственные, кому удалось спастись от Лайи. Едва ли справедливо обвинять мое предчувствие в том, что оно упустило из виду этот славный пистолет. Но в результате мое сознание словно избавилось от сорока свирепых скорпионов; и я обещаю вам, сударь; мы отпразднуем это освобождение самым достойным образом. Мы устроим вакханалию, сверкающую тысячами граней.

– А будет ли она существенно отличаться от той вакханалии, которую мы собирались устроить, когда вы еще были убеждены в своей скорой насильственной смерти? – спросил я.

Руиз поджал губы и задумался.

– Нет, сударь, – сказал он наконец, – честно говоря, я думаю, они не будут различаться. Ведь с вакханалиями дело обстоит так же, как со спиртным. Спиртное, которое я принимаю, чтобы облегчить мои скорбные часы, ничем не отличается от спиртного, которое я принимаю, чтобы сделать более радостными мои счастливые минуты. И вакханалия, предназначенная для празднования моего последнего дня, вполне подойдет для приятного известия о том, что сегодняшний день для меня не последний. Конечно, на первый взгляд это может показаться не совсем логичным, но так или иначе, поспешим: чем раньше мы достигнем пригородов, тем раньше пообедаем.

И в скором времени, поскольку мы шагали со скоростью около четырех миль в час, впереди показался один из пригородов. Мы несколько умерили свой шаг и оказались прямо на главном проспекте – главной дороге, которая, проходя по пустоши, представляла собой обыкновенную ослиную тропу, но теперь в черте города превратилась в довольно сносную улицу.

По сторонам все чаще стали попадаться яркие вывески. Многие из них висели над дверями кафе и ресторанов. Мы направились к одному из таких заведений, которое не отличалось ни чрезмерной роскошью, ни особым убожеством; Руиз заявил, что здесь превосходная кухня, и мы зашли и сели возле ширмы; стол был накрыт грубой коричневой скатертью.

Когда мы входили, хозяин шепнул что-то официанту. Затем официант подошел к нам и коротко сообщил, что сегодня полаются лишь очень дорогие блюда.

Вик Руиз рассвирепел. Сначала он выругался по-верскамитетски:

– Эйста карруда вейта! – Потом он заорал на официанта так громко, что даже прохожие на улице стали останавливаться и заглядывать внутрь: – Бесстыжий разносчик объедков! Грязный засаленный лакей! Безмозглый проливатель супов! С чего ты взял, будто нас интересует цена этой жалкой стряпни? Я вижу, ты принял нас за бродяг! Ты, кажется, думаешь, что мы закажем еду, а потом откажемся платить? Ты, очевидно, вообразил, будто у нас нет денег! Ха-ха, деньги! – И тут Руиз достал из кармана пальто сорок или пятьдесят драхм и стал трясти ими перед носом официанта.

– Ты видишь? – продолжал он кричать, срываясь на визг. – И это только малая часть! У нас еще миллионы! Миллионы, болван! Знаешь, что я сделаю; я сейчас же пойду в банк, выкуплю закладные вашей убогой забегаловки, и вы лишитесь всех прав на нее. Тогда я вернусь и вышвырну вас отсюда, а потом сожгу этот грязный вертеп и плюну на пепел. Дорогие блюда! Черт побери!

Подошел хозяин и принялся успокаивать Руиза. Я заметил, однако, что хозяин не пошевелился, пока не увидел пачку драхм. Но когда он подошел, на его лице уже была слащавая улыбка, и вся фигура выражала подобострастие и смирение. Руиз, увидев, что ему удалось добиться своего, перестал кричать и потребовал меню. Официант тут же принес нам одну карту на двоих. В ней значилось:

Картофель крастный вореный

Баранья одбевная

Лук маладой зиленый

Петчинь гуся с рысью

Перог с Фарелью

Салад ис крыветков

Фесташки тушеные

Зимлиника со стлифками

– Черт возьми, сударь, – сказал мне Руиз. – Вы видели когда-нибудь такую дрянную еду? – И, повернувшись к официанту, спросил:

– Не хотите ли вы сказать, что у вас больше ничего нет?

– Извините, сударь, больше ничего, – ответил официант.

Руиз тяжело вздохнул.

– Ладно, – сказал он наконец, – принесите нам все это, и поживей.

Официант уже отходил от нашего столика, но Руиз окликнул его:

– Эй, вернись!

Официант нервно вздрогнул, обернулся и снова подошел к нам.

– Да, сударь?

– Принеси-ка нам два зелюма щелака, – потребовал Руиз. – Мы выпьем его, пока будем жрать эту дрянную еду. И позаботьтесь, чтобы зелюмы были запечатаны, как следует. Я не удивлюсь, если окажется, что в вашем чертовом кабаке разбавляют шелак.

– Большие или малые зелюмы?

– Конечно, большие! – Потом Руиз повернулся ко мне: – Эти отвратительные забегаловки с их глупой бездарной прислугой – сущее проклятие пригородов, сударь.

– Вероятно, следовало с самого начала подкупить этих людей, так же как чиам-минов, – заметил я. – Тогда они, наверное, были бы поучтивее.

– Да, сударь, так мне и следовало поступить, – согласился Руиз. – Обитателей пригородов всегда отличало преклонение перед деньгами. Эти несчастные поистине были бы достойны сострадания, не будь они столь несносными. Но подождите только, сударь, когда мы доберемся до Хейлар-Вея. Там обслуживание в ресторанах безупречно, а кушанья бесподобны.

– Вас хорошо знают в крупных ресторанах Хейлар-Вея? – спросил я.

– Да, сударь, – ответил Руиз, – меня знают. Я у них завсегдатай. Их персонал надоедает мне своей услужливостью, когда я обедаю, потому что они знают меня, как строгого ценителя хорошей кухни. Стоит мне сказать друзьям, что в таком-то месте можно недурно пообедать, и мои друзья собираются там целыми толпами. Да, сударь, в Хейлар-Вее вам скажут; нет ничего важнее для репутации ресторана, чем личное свидетельство Вика Руиза. И более того, сударь… а, кстати, вот и наш шелак!

Руиз выхватил зелюмы из рук официанта и тщательно осмотрел их горлышки, желая убедиться, как он объяснил мне, в том, что хозяин или кто-нибудь из его сатрапов не вскрыл сосуды и не разбавил их содержимое.

– В таких второсортных ресторанах это делается постоянно, – добавил он. – Один мой добрый друг в Хейлар-Вее любит повторять: «Покажите мне владельца пригородного ресторана, и я покажу вам мошенника, вора и отравителя». И, ей-богу, сударь, мой старый добрый друг прав! Возможно, он ошибается во многом другом, но когда речь идет о пороках пригородных ресторанов, ему, несомненно можно верить.

Убедившись, что все запечатано как следует, Руиз вернул зелюмы официанту и велел открыть их и наполнить наши стаканы. Отметив недостаточную степень охлаждения напитка, Руиз признал, однако, что, обедая в пригороде, не следует быть чересчур щепетильными; здесь приходится довольствоваться второсортными кушаньями и второсортным обслуживанием, и бессмысленно рассчитывать на лучшее.