Тим Доннел - Подземелья Редборна

Ох и неугомонным же оказался этот мальчишка, молодой наследник Оргельд! Все ему надо было знать — и про дороги, и про разбойников, и кто чем промышляет… Облазили мы с ним за год все герцогство, это вдвоем-то, без всякой стражи! Потом он надолго исчез, как вдруг — известие: старый герцог умер. Ну, думаю, прощай, друг, больше не увидимся! — Старик перевел дух и уткнулся в кубок, остужая пересохшее горло.

Бёрри подмигнул Конану, ухмыльнулся и толкнул его под столом ногой. Конан с уважением смотрел на лысого старика, когда-то учившего юного герцога уму-разуму.

— Да, мы тут с Бёрри ехали по здешним дорогам, и я все удивлялся — порядок не хуже, чем в столице. Тут нужна железная рука и хорошая голова, а не задница, как ты верно заметил! Ну, теперь-то я знаю, кто истинный благодетель этого края — мудрый Старый Лис! За это надо выпить!

— Да, много я повозился с этим юнцом, но он все хватал на лету! Вот что значит — прирожденный правитель! Выпьем, потом я сбегаю на кухню, проверю, все ли там в порядке, и опять вернусь. Бёрри, смотри, чтоб кубки не пустовали, а то я подумаю, что ты стареешь!

Хозяин встал и, подходя то к одному, то к другому столу, здоровался с гостями, хлопая кого по плечу, кого по спине огромной ручищей с рыжими волосами, а в конце концов скрылся за небольшой дверцей в противоположном конце харчевни.

— Ну, теперь его из кухни не скоро дождешься! Ладно, остальное я сам доскажу — старик не обидится!

Не забыл его молодой герцог, не забыл. Объявил, что берет его постоялый двор под свое особое покровительство, пожаловал Лису разрешение изобразить на вывеске герцогскую корону, погреба у него с тех пор ломятся от герцогского вина и дичи, а на кухне заправляет лучший ученик герцогского повара. Да и сам герцог иногда, по старой памяти, заглядывает сюда в драной шляпе, правда, за воротами его теперь ждет отряд стражников, но что делать — ему по-другому уже нельзя…

Они еще раз осушили кубки, и черноглазая Синта предложила им показать комнаты. Конан поднялся и пошел за ней, почувствовав острое желание растянуться на мягком ложе, а неугомонного Бёрри уже кто-то тащил в компанию, и он вытаскивал из-за плеча эрту.

Синта привела Конана в просторную чистую комнату с широким ложем, большим столом и парой резных стульев. На полу около ложа лежала хорошо выделанная медвежья шкура.

— Ты, красавица, принеси-ка сюда еще винца и скажи, чтоб тебя там скоро не ждали! Мы тут с тобой посидим, поболтаем о том о сем…

Девушка засмеялась, кивнула и побежала за вином. Конан не спеша снял плащ, пояс с мечом и кинжалами, сапоги. Ноги приятно щекотала густая медвежья шерсть.

А снизу, из зала, слышалось треньканье эрты и неожиданно сильный, густой баритон Рыжего Бёрри:

Добрым я не стану,Это мне негоже.Был отец разбойник —Я разбойник тоже.Добрым я не стану,Не к лицу мне это.Нет во взгляде темномЛаскового света.Есть лихое дело,Есть рукам потеха…При такой-то жизниДоброта — помеха!

ГЛАВА 3

В этом году, как, впрочем, и всегда, летние дни накануне праздника Изобилия Митры стояли ясные и жаркие. Крестьяне радовались на редкость богатому урожаю, а горожане и ремесленники — обилию тепла и света.

Для Оргельда, молодого властителя Бергхейма, наступала самая любимая пора — приближался долгожданный праздник. В этот день нарядные горожане пестрой толпой высыпали на улицы Мэноры, собираясь на площади у храма. После торжественных обрядов и жертвоприношений сам герцог возлагал на алтарь Митры богатые дары, и тогда в городе начиналось веселье, длящееся до утра. А следующий день был днем начала Большого Турнира, любимого зрелища герцога Оргельда. К началу праздника в город стекались гости со всего герцогства, и даже из самого Бельверуса приезжали именитые рыцари, желая принять участие в знаменитом турнире. Наградой победителю служил меч с герцогским девизом, который давал право на получение особых милостей — титулов и поместий, а кроме того, великолепный конь из герцогских конюшен и полный боевой доспех из позолоченной стали удивительно тонкой работы.

Потом, после турнира, начинались бесчисленные балы, охоты, пиры и другие увеселения, которые, сменяя друг друга, продолжались, бывало, по две седьмицы.

Герцогиня Лавиния не меньше своего владетельного супруга любила эти турниры. Вид сражающихся рыцарей наполнял восторгом ее горячее сердце, и она часто сожалела, что не родилась мужчиной — так хотелось ей самой сесть на коня и принять участие в этой кровавой забаве! И нередко случалось, что победитель, помимо герцогской награды, получал и еще один драгоценный приз — от прекрасной Лавинии.

Молодая герцогиня была такой же отважной и страстной на ложе любви, как ее избранник на поле боя. И рыцари, удостоившиеся подобной награды, на следующий год снова рвались в бой, чтобы опять заслужить ее благосклонность.

Интересно, кто на этот раз добьется победы? Герцогиня тихо засмеялась, вспомнив юного Брайна, столь неукротимого в бою и так неискушенного в любви. Тогда они на несколько дней уединились в глубине леса, в одном из многочисленных охотничьих приютов, пока герцог и все его гости пропадали в диких чащах, загоняя оленей.

Стоя у открытого окна, глядя вдаль, на зеленые холмы и темные рощи, молодая герцогиня с радостью думала о предстоящем празднике и турнире. Легкий ветерок, нежно играя выбившейся из прически темной прядкой, ласкал стройную шею, румянил щеки, манил туда, на простор. Ей хотелось чувствовать себя беззаботной, как птица, но какая-то тревожная мысль время от времени заставляла хмуриться брови, а только что улыбавшиеся губы складывались в горькую гримасу.

Она отошла от окна, сразу забыв и о юном Брайне, и о турнире. Дамы, стоявшие поодаль, заметили перемену в настроении госпожи и, повинуясь небрежному взмаху руки, заспешили покинуть покои Лавинии.

В последнее время герцогиня часто их отсылала, оставаясь наедине со своими невеселыми думами. С раннего детства все в ее жизни складывалось как нельзя удачно, и, несомненно, самой большой удачей стал ее брак. Герцог и герцогиня, молодые и прекрасные, были для народа олицетворением идеальной властительной пары: герцогом Оргельдом восхищались, его уважали за твердое и мудрое правление, а ее, герцогиню Лавинию, боготворили за красоту и живой веселый нрав.

До сих пор они с герцогом прекрасно понимали друг друга, закрывая глаза на маленькие слабости, неизбежные в жизни двора, и находя поддержку друг у друга в трудных ситуациях. А теперь — теперь все стало шатко и неопределенно, она, кажется, теряла доверие супруга и сама попадала в неприятную зависимость… И если бы здесь была замешана женщина — это она хоть как-то могла бы понять! Но то, что происходило сейчас, было так необъяснимо, так непонятно, омрачая ее собственную жизнь и тая угрозу для герцога…