Мария Галина - Совсем другая сторона

Мы свернули и поехали шагом вдоль ограды — в ней обнаружились массивные ворота, снаружи заложенные деревянным брусом.

Хаарт спрыгнул с лошади, передвинул брус и створки ворот распахнулись — он завел лошадь, а я въехала следом за ним. Двор за оградой был более менее обычным двором — я увидела конюшню, какой-то сарай, стог сена…

Я слезла с лошади, расстегнула подпруги, стащила седло и села на землю, так и держа седло в руках. Хаарт перехватил повод и отобрал у меня седло.

— По крайней мере, ты не сбила ей спину — сказал он.

Он увел лошадей, а я добралась до крыльца и присела на ступеньку — доски были сухими и теплыми. Я не сделала никакой попытки подняться даже когда Хаарт вернулся и отворил двери в дом — они тоже были заперты лишь на наружный засов. Ему пришлось прикрикнуть на меня и я поднялась, цепляясь за перила.

Внутри было темно — дверь за нами захлопнулась и мы оказались в узком коридоре, потом Хаарт прошел в такую же темную комнату. Я слышала, как он возится там, зажигая свет. Вскоре на пол коридора легла желтая полоска и я увидела, что он сложен из массивных каменных плит. По этой светлой дорожке я и прошла в комнату.

Она занимала весь нижний этаж и служила, видимо, одновременно гостиной и кухней. В дальнем углу стояла плита — она топилась дровами, которые были аккуратно сложены рядом. Но тут же находилась какая-то вполне современная раковина — хоть и довольно непривычного вида, к ней были подведены трубы — какие угодно, но только не металлические. На полках темного дерева стояла всякая кухонная утварь, а посреди комнаты располагался здоровый деревянный стол — его темная поверхность матово отсвечивала.

Мебели было немного, но она была добротная, надежная, а каменные плиты пола были застелены тростниковыми циновками. Не будь я полутрупом, мне бы тут понравилось.

Хаарт сказал:

— Если ты поднимешься по этой лестнице, то там есть ванна. Вода теплая.

Фонарь, который он держал в руке, отбрасывал резкие тени, отчего лицо его казалось суровым и невыразительным — темные ямы глаз, темные впадины под скулами. Свет был странный — не огонь и не электрическая нить накаливания — неяркое ровное сияние, исходящее из матового шара. Шар качался в плетеной веревочной сетке — точно поплавок на волнах.

— Откроешь шкаф в коридоре, там есть какая-то одежда. Посмотришь, что тебе подойдет.

Шкаф с одеждой стоял на верхней площадке лестницы — вернее, он был вмонтирован в стену. Порывшись в нем, я нашла рубашку и полотняные штаны — велики, но, если перетянуть потуже и подвернуть штанины, то — ничего.

Следующая дверь действительно вела в ванную — довольно тесную, но вполне цивилизованную — ванна была утоплена в пол и к ней были подведены те же странные трубы. Краны были тоже какие-то непривычные — и я порядком помучилась прежде, чем мне удалось пустить теплую воду. Откуда бралась эта теплая вода, я так и не поняла — тут ведь не было ни электричества, ни центрального отопления. Под потолком пролегала изогнутая стеклянная трубка — она слабо светилась.

Залезть в теплую ванну после того, как два дня подряд промаешься верхом на лошади — высшее блаженство. Когда я вылезла и переоделась, то уже чувствовала себя лучше и была способна хоть как-то соображать. Беда только в том, что проку от этой способности все равно не было — воображение мое все время буксовало — я так и не могла понять, где я оказалась. Это само себе здорово сбивало с толку, но еще хуже, когда не знаешь, как себя держать — вероятно, мне следовало проявить какую-то благодарность…Поди знай, до какой степени.

Когда я спустилась вниз, за окнами было уже совсем темно.

Хаарт уже успел затопить плиту и накрыть на стол — я боялась, что это опять будут какие-то корни, но пахло уж очень аппетитно. После всех этих физических упражнений на свежем воздухе изголодалась я страшно, но мне не хотелось показаться невежливой — поэтому я присела на нижнюю ступеньку лестницы и сидела там, пока он, не оборачиваясь, сказал:

— Ты можешь сесть за стол.

Посуда тоже была какая-то непривычная — хорошая фарфоровая посуда, но странной формы, какой-то текучей, что ли — настолько она была плавно изогнута. Белая тонкая чашка, казалось, светилась изнутри своим собственным светом. От нее поднимался ароматный пар — это было подогретое вино с какими-то специями.

Я из вежливости подождала, пока он не начнет есть, и только потом развернулась как следует. Ложки и ножи тут были, а вот вилки — нет. Сейчас, правда, это меня мало беспокоило.

— Так как же все-таки ты оказалась тут? — спросил Хаарт.

Я рассказала ему всю эту историю про штурмовиков и приемник — довольно, впрочем, коротко.

— Тебе повезло, — сказал он. — Ты могла проплутать там до смерти. Там такие лабиринты, знаешь…

— Это действительно подземный город?

— Да нет, — ответил он, — это просто какая-то система коммуникаций. Может, под ними и лежит какой-то подземный город, не знаю.

— Какой смысл ходить вот так…туда и обратно?

Он пожал плечами.

— Это просто торговля. Перевозка товара. Здесь ведь никто никогда не делал ничего сложнее телеги. Я переносил сюда оружие, разные вещи.

Я дотронулась до чашки — она еще хранила тепло и казалась такой хрупкой… не толще бумажного листа.

— У нас таких не делают. Я хочу сказать, это музейная вещь. А ты говоришь, что тут ничего не умеют.

— Это не наши. Это леммы.

— Леммы?

— Другая раса. Они иногда продают всякие такие штуки. Или меняют. Не думаю, чтобы они сами пользовались такой посудой.

— Я… не понимаю.

— Тут нужно прожить какое-то время, чтобы привыкнуть к этому. У вас там тоже все очень запутано. Здесь, например, нет войн.

— Сульпы… они такие страшные.

Он усмехнулся.

— Они, в большинстве своем, даже мяса не едят. А ты, когда там носилась, думала, они сейчас нападут на тебя, да?

— Наверное, да. Все это непривычно как-то.

От теплого вина я вконец расслабилась, мне стало хорошо и спокойно, только страшно лень было подниматься с места. Я просто сидела, пытаясь представить себе, как они тут живут. В целостную картину все это как-то не складывалось.

Хаарт покосился на меня и стал убирать со стола. Я даже не пыталась ему помочь — просто сидела и смотрела, как он складывает посуду в раковину. Он сказал:

— В следующий раз твоя очередь.

— Ладно. А чем тут вообще люди занимаются?

— Живут. Так же, как и везде.

— Мы долго ехали. Два дня. И не встретили никого. Ни одного человека. Где все?

— На краю леса есть несколько деревень. И еще город, не очень далеко. Но людей тут не много, это правда.