Вероника Иванова - На полпути к себе

Ознакомительный фрагмент

— Всё тратишь время на этого... — брат не договорил, но я прекрасно знал, что он может сказать обо мне. Ничего лестного.

— Не дуйся, — Магрит нежно провела пальцами по его щеке. — Он отнимает не так уж много...

— О, да: всё, что мог, он уже отнял! — не сдержался Майрон: в его глазах полыхнуло такое пламя, что я невольно съёжился, стараясь казаться маленьким и незаметным.

— Не надо об этом... — шепнула сестра.

— Почему? Он уже не ребёнок, и должен знать!

— Он узнает. Скоро. Слишком скоро... — мне показалось, или ей, и в самом деле, больно?

— Слишком?! — взвился брат. — Прошло уже...

— Он младше тебя. Помнишь, насколько?

Майрон осёкся и помрачнел.

— Я не собираюсь быть снисходительным только потому, что...

— Тебя никто об этом не просит, — спокойно, но твёрдо заметила сестра.

Он не ответил, лишь презрительно скривился. Я сделал вид, что увлечённо изучаю поверхность стола.

— Я жду, драгоценная, — брат развернулся на каблуках и оставил нас вдвоём.

— Одну минуту! — крикнула Магрит ему вслед, потом подошла ко мне. — Можешь считать, что сегодня я довольна.

— А на самом деле? — съязвил я.

— Что — на самом деле?

— Вы сказали: «можешь считать». Но это не означает, что Вы довольны, не так ли? — грустно заключил я.

Магрит рассмеялась.

— Ты взрослеешь!

— Это Вас радует?

— Не огорчает, — уклончиво ответила сестра.

— Ну что ж, хоть чем-то могу доставить Вам удовольствие... — с каждой фразой моё настроение стремительно ухудшалось.

Магрит укоризненно покачала головой и направилась к дверям.

— Вы идёте на праздник? — не удержался я от вопроса.

— Да, — коротко и ясно. Что, доволен?

— Там будет... весело?

— Кому как.

— А Вам?

— Вполне, — ей не составило труда догадаться, по какому руслу потекла река моих мыслей. — Тебе нечего там делать.

— Как всегда.

— Дома так плохо?

— Нет.

— Так что тебя не устраивает?

Что... Ей не понять. Единственный праздник в году, которого я удостаивался, приходился на день моего рождения. Собственно, ничего радостного в этом событии не было и быть не могло, поскольку одновременно весь Дом скорбел о смерти моей матери. Впрочем, скорбел отдельно. От меня. А я, в полном одиночестве, гонял по тарелке тот или иной деликатес, вкуса которого всё равно не чувствовал. Ежегодный траур затягивался дня на три, в течение которых мне настоятельно не рекомендовалось покидать комнату. Во избежание неприятных встреч. Разумеется, подарков мне никто не дарил — об этой милой традиции я узнал совершенно случайно и вовсе не от родственников... Фрэлл, а ведь скоро день рождения! Сколько же мне исполнится? Двадцать один. Совершеннолетие, вроде бы...

— Меня всё устраивает, — а что ещё можно ответить?

— Ты снова солгал, но эта ложь намного опаснее для тебя, чем для всех остальных, — нравоучительно заметила Магрит.

— Как всегда, — согласился я.

— Когда-нибудь ты поймёшь: для того, чтобы быть по-настоящему счастливым, нужно очень и очень немногое, — печально улыбнулась сестра. — Не скучай!

Угу. Постараюсь. В конце концов, скука — моя давняя и хорошая знакомая, и мы с ней найдём, чем заняться...

— Ты что делаешь, негодник?! — завопил у меня над ухом Гизариус.

Я вздрогнул и судорожно вцепился в исчирканные листки.

— Р-работаю...

— Я вижу, КАК ты работаешь! Извёл всю бумагу! Лучшую!... Что всё это значит?!

Он выхватил у меня один клочок.

— «Д», «Г», «Р», «Р-не Р»... Это не похоже на названия растений! Да ты знаешь, сколько мне стоили эти листки?!

Доктор опасно приближался к истерике, и я поспешил успокоить:

— Да ладно, стоила... Не самое высокое качество, кстати. И если уж Вас так печалит, что я истратил несколько...

— Несколько?!

— Я могу написать пару слов своему знакомому, и он с радостью пришлёт столько бумаги, сколько захотите.

— Какому ещё знакомому? — Энергия доктора плавно перекочевала из гнева в любопытство.

— Есть один... Кстати, бумагу может достать самую лучшую, из того тростника, что растёт в верховьях Сина.

Глаза Гизариуса хитро сощурились.

— Ну-ка, рассказывай: откуда у тебя такие знакомые?

— Откуда... Я же не всю жизнь нахожусь у Вас в услужении, — буркнул я, порядком устав от повышенных тонов беседы.

— Хорошо... Пиши!

— Что?

— Ты же сказал: пару слов знакомому...

— Ах, это... Даже писать не надо: найдёте в столице лавку купцов иль-Руади и скажете хозяину, что Джерон просил оказать любезность... Вроде того.

— Вот сам и скажешь! — довольно заявил доктор.

— Почему это сам? — неприятно удивился я. Не то чтобы вашему покорному слуге не хотелось встречаться с Заффани и его отцом, но перспектива немедленно последующего за оной встречей отбора невест меня не особенно радовала.

— А мы будем в Виллериме в середине зимы! — победно провозгласил Гизариус.

— Зачем?

— По делам!

Хороший ответ. Вот только, по чьим делам? По его или по моим? Сдаётся мне, что наши дела существенно рознятся...

— Ну и скажу! — надулся я. — Думаете, испугаюсь?

— Временами я сомневаюсь, что ты вообще чего-то боишься, — заметил доктор.

Фыркаю:

— Неправильный вывод! Я — отъявленный трус. И всего боюсь.

— Один мудрый человек сказал: «Бояться — не значит трусить. Бояться — значит быть осторожным», — усмехнулся Гизариус.

Поднимаю руки:

— Сдаюсь!

— Покажи горло, — велел доктор.

Я послушно открыл рот и вытерпел прикосновения ложки к языку.

— Вполне здоров, — удовлетворённо кивнул дядя Гиззи.

Мой печальный вздох по этому поводу не остался незамеченным:

— Нравится болеть?

— Не-а.

— Тогда что?

— Не нравится работать.

Он хмыкнул:

— А не скучно без работы-то?

— Мне никогда не бывает скучно.

— Даже одному?

— А кто Вам сказал, что я — один?

Глаза Гизариуса округлились:

— Но...

— Я всегда с самим собой!

Доктор ошарашено выдохнул и качнул головой:

— Всё, зарекаюсь с тобой спорить!

— Почему? — искренне удивился я.

— Потому что спор постоянно выходит из-под контроля!

Довольно ухмыляюсь, сгребая свои заметки в кучу.

— Ты составил опись?

— Почти.

— Почти?

— Осталось совсем немного, — изображаю на лице невинную уверенность.

— Учти, пора заканчивать! Нам нужно готовиться к отъезду...

— Нам?

— А ты предпочтёшь остаться здесь? — подколол меня доктор.

— Нет, конечно. Но я думал, что мой хозяин...

— У него много забот и без тебя, — сообщил Гизариус.