Ирен Блейк - Предназначение

Занавески были задёрнуты, создавая ранние сумерки. Узорчатые высокие окна были закрыты, но Лоранс знал, как красиво становиться в этой комнате, когда её наполняет солнце. Приятные воспоминания перед экзекуцией. И почему подсознание всегда старается себя защитить? Отсрочить неминуемое. Ведь этим не решишь проблему и от судьбы не убежишь.

Разложив материалы на столе, Лоранс приготовился к беседе. Он пришел, сюда неся плохие известия. И только Бог знал, как тяжело ему было переступить порог. Кардинал молчал, словно настраиваясь, его руки лежали на коленях и тихонько подрагивали.

- Ваше преосвященство,- нарушил тишину астролог. Его голос дрожал, запах ладана смущал его. Слишком сильный и резкий, словно в комнате день и ночь курились благовония.

- Что ты хотел сказать Лоранс?- мягко спросил кардинал, чувствуя его нерешительность.

- Грядут перемены. Звёзды говорили со мной. Сегодня день, который войдёт в историю. Новая звезда засияет на небосклоне. Это знамение. Ребенок, рождённый в эту ночь - особенный. Он избранный. От его выбора будет зависеть исход.

- Так это не Джеймс?- взволнованно спросил Бенедикт, вставая с кресла. Его лицо побледнело. В глазах читалось потрясение.

-Нет,- горько ответил Лоранс, глядя куда угодно, только бы не встречаться с колючим взглядом кардинала. Суровым и обвиняющим.

-Чтож Лоранс, значит такова судьба.

Молчание. Стук настенных часов, словно пульс в горле. Тик-так тик-так будто насмехаются над ним.

Ладони Лоранса взмокли, он сидел напротив кардинала и не знал, как оправдать себя. Он великий учёный, доверенное лицо так облажался.

- Не вини себя сын мой, - произнёс Бенедикт. Он взял себя в руки, и голос его стал спокоен.

Но Астролог знал, что близится его крах. Ошибку мирового масштаба не прощает никто. Особенно он, Кардинал на пальце, которого красуется золотое кольцо с красным, как кровь рубином и символами, что носят лишь избранные. Те, кто присягу давал кровавую, выбирая сторону Света.

- Отчёт в белой папке ваше преосвященство.

- Я позже взгляну,- произнёс Бенедикт и холодно улыбнулся. Улыбка стала сигналом- резко похолодало. На миг Лоранс ощутил, как зима ворвалась в комнату, остужая тепло камина. Стало зябко, дыхание смерти пронеслось лёгким ветром по коже. Лоранс вздрогнул, читая в глазах кардинала свой роковой приговор.

- Иди сын мой. Оставь меня одного. Мне надо подумать.

Лоранс встал и направился к двери. Он не оглядывался, мышцы спины превратились в тугие узлы. Цепкий взгляд кардинала, буравил спину. Открывая дверь, выходя, он прислушался. 'Ну, когда же ты, сейчас ли позвонишь по красному телефону'? Дверь закрылась, и тишина рассмеялась в его душе безумием.

Из воспоминаний Айрис Дженсен.

Я не знаю, когда всё началось, может быть, всё было предопределено ещё до моего рождения, кто знает? Но всё же если искать событие в корне изменившее мою жизнь, то это моё далёкое детство и поездка в спортивный лагерь.

В то лето мне было семь. Старшим братьям: двенадцать и десять. Можно подумать, что такая маленькая разница в возрасте способствовала нашей дружбе. Как бы не так. Мы постоянно дрались и цапались.

Август с первого дня 'радовал' нас невыносимой жарой и пеклом, расплавлявшим асфальт до липучки-смолы. Эта гадость стоило в неё ненароком ступить навсегда прилипала к подошвам, причиняя мне неприятности.

Сухой , пропитанный пылью воздух, мешал дышать, а глаза жгло от беспощадного солнца, и в полдень самым лучшим местом для отдыха была прохлада и тень. Бассейн возле дома и домик на дереве, так я проводила свободное время. Окунала ноги в воду и мечтала, а также играла в маленькую разбойницу.

Перемены нагрянули в тот злополучный четверг, поломав все мои планы. Покупка куклы Татьяны и плюшевого белого медведя были отложены на неопределённое время, из-за папы и мамы. Канада, работа настигла их, громко зазвонив по телефону, отменив намеченный отпуск.

Мудреные слова: поломка и программное обеспечение на тот момент были настолько важными для них, что нас просто перестали замечать. Закрытые двери гостиной, а мы, объявив временное перемирие, подслушивали, лежа на паркетном полу, гладком и отполированном, спасибо уборщице приходящей к нам два раза в неделю.

Ссора. Крик мамы. Я даже не помню, когда она повышала голос, мисс Дженсен всегда такая сдержанная и спокойная.

- Пошли Айрис,- сказал мне Гиза, высокий и кучерявый.- Всё кончено, нас отправляют в лагерь.

Хотелось плакать, хотелось затопать ногами, завыть, закричать, потребовать переменить решение. Но я понимала: всё бесполезно. Они взрослые, они всегда правы. Я вздохнула, признавая своё поражение.

Жёлтый багажник такси проглотил наши чемоданы. Мой маленький и два побольше - братьев.

Аэропорт, словно жужжащий улей и я вертела шеей, туда сюда пытаясь всё рассмотреть, за что получила подзатыльник и колкую шуточку Бенджамина.

Двух часовой перелёт, а затем огромный зелёный поезд, напомнивший мне дракона. Томительные часы. Купе, выдержанное в ярко-алых тонах, даже столик был тёмно-бордовый. Мучительная тоска и скукотище, что в несколько раз хуже смерти, и даже в коридор не выйти, только в сопровождении мистера Фитча. Самодовольного, высокого и атлетичного, тренера Сигизмунда и лучшего друга отца.

Вагон ресторан внес чуточку разнообразия. Горячая еда от одного запаха и вида - уже легче. Я ела суп-пюре, осторожно наблюдая, как братья разглядывают симпатичных блондинистых девчонок из Норвегии, тоже ехавших в лагерь. Команда по волейболу. 'Хм весёлое будет времечко. Я уж точно чудесно проведу время. Как же Дженсен, как же',- издевалось моё внутреннее я, как всегда испортив мне настроение.

Всю поездку я проспала, поэтому совсем не помню маленький городок, который мы проезжали. Поезд уехал, а мы минут двадцать добирались до лагеря. Длинная дорога серым серпантином уходила в гору, открывая захватывающий вид на синее море. Солнце ярко светило на голубом небе, чистом и ясном, без единого облака.

Лагерь был огорожен сетчатым высоким забором, напоминая тюрьму.

В здании пропускного пункта, на мягком стуле, сидел охранник, одетый в серую униформу с пластиковым бейджиком с инициалами, прикреплёнными на груди.

Мистер Шульц тщательно проверял наши документы, выискивая наши фамилии в списке приезжих, который занимал два альбомных листа. Отметил, затем мистер Фитч расписался, подтвердив, что мы на его попечении.

Белая папка отправилась в выдвинутый ящик письменного стола, в котором виднелось нечто заплесневелое обёрнутое фольгой. Мне стало неприятно. Охранник внушал отвращение.