Твердая Надежда. Книга 1. Второе рождение. - Юрий Владимирович Деревянко

– Пожалуйста - полное имя Толика и его приятеля.

– Толик Мухоедов. Тогда ему было двадцать три. Приятеля он называл Марлоном. А Марлон Толика - Мухой.

На имя "Анатолий Мухоедов" планшет с ходу выдаёт двоих. Одному сейчас двадцать три, другому - двадцать четыре. Кнопка "подставные" вываливает на экран ещё десяток портретов молодых людей близкого возраста.

– Пожалуйста - укажите: кто из этих людей похож на указанного Вами.

Девушка смотрит на поднесённый ей экран, недолго раздумывает и тычет в одного.

– Вот этот похож. Только Толик постарше и причёску по-другому носил.

Действительно - она опознала старшего из Мухоедовых. Планшет, не долго думая, сообщает: "Погиб семь месяцев назад. Несчастный случай по собственной неосторожности. По показаниям знакомых, в последний месяц замкнулся, находился в глубокой депрессии". Судя по всему, девушка говорит правду, но хуже то, что теперь от её показаний зависит ещё больше.

– В каких отношениях Вы состояли с Анатолием?

– Ну...

– Надежда, Вы должны отвечать на мои вопросы.

– Блин... Ну в близких. Ночевал у меня. Но я побаивалась. Мы только обнимались.

– Надежда, постарайтесь максимально подробно вспомнить события того дня.

Планшет автоматически входит в режим "регистрация показаний". Девушка задумчиво покачивает головой.

– Это был - по-моему - понедельник. У меня был выходной, у Толика - короткий день. Вечером зашел Марлон.

– В каком часу это было?

– Не помню. Кажется - уже темнело.

– Как он выглядел?

– Он ходил в такой дурацкой куртке с капюшоном, и всегда как будто смотрел под ноги. Так что я и лица его толком никогда не видела. Зато он часто крутил в пальцах спичечный коробок. Как будто сейчас фокус покажет.

– Понятно. Продолжайте.

– Ну... Я пошла на кухню, они о чём-то тёрли, а когда я вынесла перекусить, Толик предложил мне собираться. Он сказал, что есть прикольное место, и мне там понравится. Ну я всегда за любой кипишь, кроме голодовки. Так что долго меня уговаривать не пришлось.

– В котором часу вы вышли?

– Ну так... Уже почти стемнело.

– Как долго вы шли?

– Ну я не засекала. Я по дороге ещё потыкалась в мобилку, а потом увидела забор с воротами. Марлон надавил на ворота, они немного приоткрылись, и мы зашли. Там был длинный тёмный двухэтажный дом и приванивало какой-то мазутой.

– Вы сможете опознать этот запах?

– Она больше не чувствует запахов, – сообщил врач.

– В общем - мне там сразу жутко не понравилось, а пацаны посмеялись и сказали, что я могу оставаться во дворе. А они зайдут. И я, как дура, потащилась за ними.

– Что Вы делали в здании?

– Сначала держалась за Толика и смотрела под ноги. Он фонариком светил, а Марлон спички жег. Потом я решила, что всё не так уж страшно, включила фонарик в телефоне и начала разглядывать плакаты на стенах. Там в одной большой комнате было много понаклеено. И совсем старые, и новые. И жутко воняло. Я не заметила, как начало вонять горелым. А потом в комнате стало светлее, я обернулась, а это дверь горит. Я кинулась к окну, разбила стекло, а на окне решетка. А потом начали загораться плакаты. Там ещё стояли какие-то бочки и большой грязный баллон. И ещё всякое валялось. И всё начало гореть. И пол тоже.

– Вы не пытались покинуть комнату?

– Как я могла? Около двери горела бочка. Так горела, что гудела. Я прижалась к окну и надеялась, что до меня не достанет. А потом что-то бабахнуло, разлетелось и на мне начала гореть одежда. А потом я очнулась в больнице. Всё.

– Вы так спокойно об этом рассказываете.

– Слишком много раз всё это вспоминала. И всё равно я теперь не могу заплакать.

– Понятно. У Вас был при себе мобильный телефон. Вы пытались вызвать помощь?

– А куда бы я вызывала? Я же адреса не знала.

– Можно было воспользоваться приложением автоматического экстренного вызова. Оно есть во всех телефонах уже много лет.

– Ой... Я не подумала. Я так испугалась...

– Ладно. Почему Вы не сообщили Ваши полные данные ранее?

– Не знаю. Я думала - это известно.

– Она четыре месяца была без сознания, – напомнил врач.

– Вы желаете, чтобы мы сообщили Вашей матери о Вашем местонахождении?

– Не знаю... Пока не говорите ей ничего. Толику что за это будет?

– Трудно сказать. Следствие определит.

– Хорошо бы побольше ему припаяли. Передайте ему от меня, что он - козёл.

– Обязательно. Выздоравливайте. До свидания.

Когда покинули палату, врач подошел ближе и негромко сказал:

– Пожалуйста - не сообщайте пока родным ничего. Я не уверен, что они признают её после того, что произошло.

– Я видел фото с места происшествия. Это были обгоревшие останки. Вы сделали невозможное. Но почему всё-таки Вы не поинтересовались её полным именем? У нас бы по крайней мере не висело дело о пропаже человека.

– Игорь Юрьевич, видите ли... Ей нужно было время, чтобы осознать произошедшее. То, что с ней произошло, на самом деле непоправимо. Это не просто изменившаяся внешность. Вы ведь слышали о киборгах?

– Я понял. Я пока не буду сообщать её матери.

* * *

Проводил следователя и вернулся в палату. Надежда продолжает вязать, полулёжа на кровати. При этом чему-то улыбается. Кажется - она довольна. Нетрудно понять - что её радует.

– Радуешься, что справедливость восторжествовала?

Она поправляет нить и кивает.

– Теперь не отвертится.

– Ты ничего не прибавила?

– Я - конечно - дура, но не настолько. Он вообще-то предупредил об ответственности за дачу ложных показаний. Да я и раньше об этом слышала.

– И ничего не скрыла?

– Виктор, Вы что - меня в чём-то подозреваете? Какой мне смысл что-то недоговаривать? Вот хотела Вам шарфик подарить, а теперь себе оставлю.

– Оставь. Он тебе пригодится.

– Зачем?!

– Чтобы зимой не мёрзнуть.

– Не поняла...

– Во-первых - тебе нельзя переохлаждать нервную систему. Во-вторых - нельзя заморозить воду в системе жизнеобеспечения. В третьих - батарея не переносит низких температур. И учти, что в спокойном состоянии у тебя тепловыделение гораздо меньше. Конечно - есть система подогрева, но она сильно разряжает батарею. Так что зимой придётся одеваться по погоде. И чаще подзаряжаться.

– Вот так номер,