Елизавета Абаринова-Кожухова - Дверь в преисподнюю

C трудом разбирая замшелые старославянские буквы, Чаликова прочла: «Налево пойдешь — в болото попадешь, направо пойдешь — совсем пропадешь, прямо пойдешь — клад найдешь».

— Наверное, опять пресловутые клады баронов Покровских, — усмехнулась журналистка. — Если вы устали, то, может быть, присядем?

— Нет-нет, — как-то даже испуганно отказалась Серафима Платоновна, -сесть я всегда успею. Немного тут постою и домой пойду. A вы куда?

— В Заболотье, — не стала скрывать Чаликова.

— Ну так я не прощаюсь, — госпожа Степанова крепко, по-мужски, пожала Наде руку, и та поспешила к шоссе. «А на озеро загляну на обратном пути», -решила Чаликова.

Уже перед тем как повернуть к Заболотью, Надя оглянулась, и что-то показалось ей странным. A именно — отсутствие на Покровской дороге могучей фигуры ее новой знакомой. Не было ее видно и с левой стороны, где желтел широкий луг. Оставалось одно — Серафима Павловна, вместо того чтобы отправиться домой, пошла по тропинке к озеру.

И тут Надю осенило, где она недавно видела Серафиму — ночью, возле каменного столба, который та пыталась свалить, за что и поплатилась стрелой пониже спины. Оттого-то, очевидно, госпожа Степанова и ответила отказом,когда Надя предложила ей присесть.

Чаликова вернулась назад к камню и еще раз перечитала надпись. Действительно, прямо за камнем начинались три узких тропинки, и Чаликова пошла по средней, но не потому что она сулила найти клад, а потому что казалась чуть более хоженной, чем две другие, почти совсем заросшие лесными травами. И увы — Надежда даже не вспомнила о дубовском наказе сторониться уединенных малолюдных мест. Земля по обе стороны тропинки была изрыта ямами и окопами — Надя догадалась, что это дело рук многих поколений кладоискателей, слишком буквально понявших надпись на камне.

Вскоре тропинка вывела ее к озеру — оно и впрямь было очень живописно и напоминало прозрачную жемчужину в оправе желтеющих берез, за которыми высокой стеной темнел хвойный лес. Все это, отражаясь в подернутой легким ветерком воде, создавало впечатление чего-то не очень реального, зыбкого, виденного где-то на полотнах французских импрессионистов.

При всей практичности своей натуры Чаликова умела ценить прекрасное и в природе, и в жизни, и в искусстве. Она присела на пенек под густым ракитником и прислушалась к звукам озера и леса. Вот ветерок прошуршал в раките… Вот на другом конце озера с клекотом взлетели утки… И вдруг Надя явственно услышала свою фамилию.

Быстро сориентировавшись, журналистка бесшумно легла на пожелтевшую траву и напрягла слух. Да, действительно, по другую сторону ракитового куста говорили о ней. Слышно было неважно, Наде приходилось напрягать слух, но до нее долетало далеко не все, о чем говорили. Хоть и не сразу, Чаликова поняла, что беседовали двое — один мужской голос и один женский, хотя слабая слышимость не давала возможности определить, кому они принадлежат. Надя была уверена лишь в том, что женский — это голос ее новой знакомицы госпожи Степановой.

— Опять все пошло наперекосяк, — говорил мужской голос, — и Покровский жив, да еще Чаликова тут путается, что-то вынюхивает…

— Так может, и ее тоже того, «замочить» за компашку? — предложил женский голос. — Хозяин за это нам только спасибо скажет.

— Нет-нет, ни в коем случае, — решительно возразил мужской голос, -она же глупая особа, дилетантка, возомнившая себя сыщиком. Но мы-то знаем, кто за ней стоит. Если мы ее тронем, то Дубов нас вовек в покое не оставит.

— Ну и хрен с ними с обоими, — заявил женский голос. — Скажите лучше, что вы надумали с сокровищами?

Не успев обидеться на столь пренебрежительную оценку своих мыслительных способностей, Надя еще больше напрягла слух.

— Уверен, что мы на верном пути, — оптимистично заурчал мужской голос. — Будем разрабатывать «вариант Икс», я считаю его более перспективным, чем эти бараньи столбы. Во-первых…

— Когда? — перебил женский голос.

— Этой ночью, — ответил мужской голос. — Почти все уже готово, а дальше медлить рискованно. Ну что ж, кажется, все обговорили, пора расходиться.

Надя испугалась, что оба злоумышленника, или даже один из них, покидая «явку», увидят ее — из разговора она поняла, что эта публика шутить не склонна, а убить человека для них и вовсе самое плевое дело. Поэтому Надя, недолго думая, по-пластунски поползла к тропинке, а затем, пригнувшись, короткими перебежками направилась к дороге.

Лишь оказавшись на большом шоссе, Надежда смогла немного перевести дух.

«Значит, они не только охотятся на Покровского, но и, подобно многим, ищут сокровища, — размышляла Надя, медленно бредя в сторону Заболотья. -Причем, если я верно поняла, то первое они делают по заданию некоего „хозяина“, а второе — по собственному почину. К тому же эти аферисты уже близки к отысканию клада и нынче ночью собираются осуществить некий „План Икс“. Да и действуют они широким фронтом: Серафима Павловна пытается свалить столб с бараном, а ее сообщник почти в то же время выманивает нас на болота и пытается застрелить. Или, вернее, сообщница? Если и в нас, и в Свинтусова стреляло одно и то же лицо, то это скорее всего женщина — ведь именно женщину заметили позавчера подгулявшие гости… Значит, две женщины? Но тогда кто говорил с Серафимой мужским голосом — не Виталий же Павлович? Он мог бы переговорить с женой и не выходя из дома. Да и знает ли сей деятель науки о похождениях своей разлюбезной супруги? Или он тоже связан с их шайкой? Вопросы, вопросы, просто голова идет кругом… И кто такой „хозяин“, который „заказал“ им Покровского, но скажет спасибо, если они попутно „замочат“ и меня? Уж не баронесса ли фон Ачкасофф? Да нет, вряд ли. Она, конечно, слегка себе на уме, но не до такой же степени! А если супруги Белогорские? Возможно, Семен Борисович не для того остерегал меня ходить на болото, что там якобы водится нечистая сила, а просто чтобы я не увидела чего-то такого, что мне не положено…»

Так ни до чего толком не додумавшись, Надя достигла Заболотья. Чувствуя некоторое чувство голода после овсянки, которой ее потчевали за завтраком в Покровских Воротах, Чаликова решила до визита к участковому Аксиньину заглянуть в ирландский паб «Pokrow's Gate» в надежде, что там найдет кушанья, более соответствующие ее гастрономическим привязанностям.

Паб привлекал к себе внимание уже своими весьма живописными витринами — их украшали всяческие старинные предметы, как-то: швейная машина «Зингер», огромная прялка, пишмашинка «Ундервуд», граммофон с огромной трубой и медный самовар, украшенный фамильным гербом баронов Покровских. Композицию венчала старая ржавая лопата — очевидно, ее использовали не только для работ на огороде, но и в благородном деле кладоискательства.