Ирина Сербжинская - Агентство «Аргентина»

Разговор с Бахрамом оказался коротким: Кемен всем своим видом показывал, что поговорить о такой мелочи, как гномы, можно и позже.

— Не пора взглянуть на арбалет? — спросил он, когда Ньялсага убрал телефон. — Нельзя терять время!

Вдруг он насторожился.

— Это что, к нам?

Дядюшка Фю, потомственный некромант, владелец постоялого двора, приблизился, приятно улыбнулся и отвесил поклон.

— Беседуете, любезные мои? Милое дело, с хорошим-то человеком побеседовать! Я вот тоже со старой приятельницей только что приятный разговор имел… так, верите ли, душой отдохнул, родные мои! Ей-ей, не вру!

Кемен хмыкнул.

— Оговорился, сахарные, оговорился, медовые мои! — тут же поправился дядюшка Фю с добрым смешком. — Опять про душу! И ведь нету у меня ее давно, а нет-нет, да и…

Он махнул рукой.

— Да что ж это я?! — картинно спохватился некромант. — Я ведь по делу! По важному делу, голуби мои!

Дядюшка Фю кивнул в сторону следующего зала.

— Приглашение имею честь передать! Приглашение на приятную дружескую беседу о том, о сем.

— Гинзога приглашает? — уточнил Ньялсага.

— Она самая, хороший мой, она самая! Ну, а я вроде как курьер при такой важной особе, порученьица разные выполняю, приглашеньица передаю…

Он тихонько посмеялся.

— Такая моя служба!

Кемен пожал плечами и двинулся вперед, но дядюшка Фю ухватил его за локоть.

— Погоди, медовый мой, сахарный, — пальцы у старого некроманта оказались неожиданно крепкими, а хватка — железной. — С тобой беседа еще впереди будет, а сейчас его одного ждут, — он кивнул на Ньялсагу. — Вы уж на меня не серчайте, я-то ведь кто? Так, всего лишь курьеришко… мне сказали, я и передал!

Он отпустил руку Кемена, посмотрел на него и с сожалением покачал головой.

— И как я тогда не доглядел, голубчик, как оплошал? Подвели меня химеры! Нужно было Морене поручить, уж старая подруга никого бы в живых не оставила… ну, да ладно, беда-то поправимая, — он повернулся к Ньялсаге. — Вперед ступай, а я уж за тобой следом поплетусь, не торопясь, по-стариковски…

…Ява опустился на табурет возле стойки и махнул рукой бармену. Тот подскочил, узнал, чего желает клиент, и буквально через минуту, проявляя чудеса расторопности, поставил перед ним высокий стакан, наполненный прозрачным напитком, с кубиками льда и листочками мяты на дне.

— Старая знакомая, — пробормотал Ява, покачал головой и залпом выпил половину стакана. Многообещающе поблескивала батарея самых разнообразных бутылок в баре, возле которого колдовали два бармена, добавляя в бокалы то лед, то напитки, будто готовили неведомые зелья, а на большом экране телевизора транслировали какую-то спортивную передачу.

Кто-то опустился на табурет рядом с ним. Ява отпил еще глоток и покосился в сторону: девушка, красивая.

Он вздохнул и потер ладонь, все еще помнившую ощущение шероховатого прохладного камня.

Девушка спросила о чем-то, но Ява, погруженный в мысли, не расслышал.

— Что? — переспросил он.

Девушка улыбнулась.

— Я спросила, как вам нравится «Химера»?

— Кто?! — насторожился Ява, вспоминая стук сердца каменного чудовища. Было в этом звуке что-то зловещее, страшное, словно какая-то темная сила, заключенная в высеченную из гранита фигуру, терпеливо ждала своего часа, уверенная, что дождется.

Девушка улыбнулась.

— Этот клуб. Нравится?

— Ах, клуб, — спохватился он и разом допил содержимое стакана, словно лекарство. — Да, конечно. Нравится. Особенно посетители! А украшение зала гранитная химера — вообще выше всяких похвал!

Он покосился в сторону зала с фонтаном. Сидевший на стульчике дядюшка Фю, заметил взгляд Явы и добродушно улыбнулся.

— Только немного шумновато, — проговорила девушка.

— М-м-м… да, есть такое.

— И душновато.

— Ага.

— Зато на улице прохладно. И погода хорошая.

Ява вздохнул. В любой другой чудесный вечер прекрасной незнакомке недолго пришлось бы страдать от одиночества, но сегодня…

Он отодвинул пустой стакан и снова посмотрел на дядюшку Фю.

— Знаешь, красавица, — Ява задумался на мгновенье, как бы выразиться помягче. — Ну, просто не хочется…

Громким военным маршем затрезвонил в кармане мобильный телефон.

Ява отошел от барной стойки и поднес мобильник к уху.

— Говорит Бахрам! Это защищенная линия?

— Защищенней некуда.

— А где Ньялсага? Его телефон не отвечает.

Ява с беспокойством огляделся.

— С Гинзогой говорит. А я тут как на иголках сижу, гадаю, зачем он ей потребовался.

— С ведьмой? Ладно, тогда слушай ты…

…Пробираясь сквозь развеселую толпу, Ньялсага с тревогой размышлял: что понадобилось от него Гинзоге? Он посмотрел кругом: что почувствовали бы люди, узнай, что среди толпы бродят вампир, некромант, оборотень, а в соседней комнате притаилась, словно змея перед броском, мертвая ведьма?

В соседнем зале было на удивление малолюдно, будто люди, чуя что-то, избегали заходить сюда. Не крутились у бильярдного стола игроки, не бродили подвыпившие посетители, одна лишь Гинзога сидела на бархатном диванчике возле стены и наблюдала за чужой жизнью с холодным интересом.

Стоило Ньялсага войти, как следом появился вампир Трефалониус, а минуту спустя пожаловал и дядюшка Фю, не забыв улыбнуться заклинателю самым приветливым образом.

— Что тебе?

Гинзога улыбнулась, но улыбка мертвой ведьмы не затрагивала ее глаз: они по-прежнему оставались холодными и безжизненными.

— Как ты неучтив, бессмертный заклинатель, — упрекнула она.

— Ты обманом собираешься заполучить в Свору ничего не подозревающих людей, продать меня и моих друзей Сумеречному Ордену — и ждешь от меня учтивости?

Гинзога усмехнулась, поправляя кружевную накидку. Маленький арбалет, висевший на поясе, почти терялся в складках платья.

— Присядь, — она похлопала ладонью по дивану рядом с собой.

— Хочу поговорить с тобой.

Ньялсага обошел диван и опустился в кресло, что стояло сбоку от Гинзоги.

— Значит, ты видишь магическое сияние у других, заклинатель?

— Ауры? Вижу.

Ньялсага бросил незаметный взгляд на арбалет.

— Что ты для этого делаешь? Читаешь заклинание, призываешь на помощь духов?

— Ничего. Достаточно коснуться руки другого человека… или не человека.

Гинзога протянула руку.

— Прикоснись и расскажи, что увидишь.

Ньялсага не шевельнулся.

— Ничего не увижу: ты — мертва, а у мертвых нет ауры.

Ведьма откинулась на спинку дивана и прикусила губу.