Ника Ракитина - Крипт

— Сабиночка… — подружка схватила ее за руку. Пальцы были липкие, холодные — как лягушка. — Еле тебя отыскала. Плохо мне…

Ведьма оглянулась: негоже, если экономку примаса Архикафедрального собора и секретаря Синедриона заметят рядом с какой-то нищенкой. Быстро зашептала:

— Отстань слегка и за мной ступай. В дом войдешь с черного хода, открою.

По счастью, идти было недолго. Сабина выскочила на робкий стук, еще раз оглянулась и втащила легонькую Майку в дом. На засов заперла двери и привалилась к ним спиной, тяжело дыша.

— Ну, что с тобой?

— Сабинка, родненькая, помоги. Крутит меня всю, тошнит, есть не могу.

Ведьма схватилась за дверную ручку, чтобы не упасть. Сама заразу в дом позвала! Почему? Откуда?

В пережившей мятеж столице обошлось без мора.

Для Консаты это было правилом: постройку военного лагеря всегда начинать с нужников. Мыться. Подвязывать коням под хвосты мешки — чтобы после не тонуть в навозе.

И потому зараза, непременно следующая за войском и уничтожающая его сильнее сражений, легион дона Кястутиса обошла.

В городе Орден действовал столь же решительно. Похоронные команды быстро собрали убитых и глубоко закопали там, где их не могло вымыть ливнями и талой водой. Из реки и колодцев мертвецов выловили тоже, колодцы такие засыпали. Устроили войну на ворон и на крыс — за каждую убитую была назначена награда, трупы тут же сжигались. А еще легионеры ходили по дворам и под угрозой батогов и узилища приказывали сырой воды не пить. Причем проверить, как блюдут указ, могли в любое время. Показательные порки и церковные проповеди основательно вправили мозги. Бургомистр, виноватый в том, что поднес будущему консулу кубок с отравой (хотя сам ее туда не наливал), на собственные деньги с рвением взялся за постройку общественных бань. Элайя объяснил Сабине, что это сперва только дело непривычное, а проживут с банями два поколения — и будут воспринимать их как само собой разумеющееся. Сам Инигатис приспособил пустующие общинные амбары под госпиталь Милосердных сестер медвединок (которые прибыли вместе с ним из Ренкорры) и собирал средства на постройку нового роскошного здания. Он же рассказал ведьме, откуда медвединки получили свое имя. Согласно легенде, между богодевой, убегающей с маленьким Спасителем, и преследующими их легионерами Ерода выскочила на дорогу рассвирепевшая медведица и тем спасла и младенца, и мать. С тех пор на хоругвях Милосердных сестер рисуют медведицу с лилией в лапе.

Элайя был удивительным. Кроме того, он был первым священником и вторым после князя человеком, который смотрел на Сабину без испуга, брезгливости и откровенного желания завалить в постель, чтобы позже распять с большой церемонией. Инигатиса ничуть не пугала ее репутация ведьмы, наоборот, он шутил, что обязан разобраться, отличаются ли сарбинурские ведьмы от таргонских, которых он немало познал. И священник упросил Ивара отдать ему Сабину в экономки. А князь согласился. Правда, на прощание сделал Сабине княжеский подарок: темный, точно выползок, после смерти друга Шенье, не слезая с коня, бросил в руки узелок с прядью волос — ее собственных, тех, что когда-то срезала Гражина… Элайя так Элайя, какая разница?

— Иди за мной!

Сабина привела Майку в мыльню под домом, устроенную по каннуокскому образцу, стала растапливать каменку сложенными в под березовыми дровами. Взгромоздила на каменку чан, налила водой. Вспомнив, как Майка ратовала за чистоту, сполоснула руки в бочке и даже с мылом.

— Ложись на скамейку.

— Зачем?

— За надом, — словами рыжей огрызнулась Сабина. — Давно это с тобой? Жар есть? А сыпь? Сколько раз проносило?

— Две недели, — Майка зачем-то стала разматывать платок на голове, потом взялась теребить бахрому. — Нету жара. И не проносило, наоборот. А пятна — так это клопы поели…

Она тихо заплакала.

— Ничего у меня не болит! Только есть не могу. И живот тянет…

Сабина вздрогнула.

— Живот? А… месячные давно были?

— Рано еще.

— А… кто-нибудь… с мужчиной ты была?

— Ну, была!! — Майка резко отвернулась к стене, саданула по ней кулачком и облизала ссаженные костяшки. — С Болардом была! Только он не знает.

Ведьма уронила полотенце:

— Как это?

— А вот так! — зашипела Майка. — Выгнал он меня. Как тряпку, выбросил. Сразу после оглашения.

— Он же… говорил, что ты маленькая еще. Что к отцу тебя пока отправил.

Майка зарыдала взрослыми злыми слезами:

— Маленькая! Да отец просто не знал ничего. Дома его нет. Я и сбежала. До Настанга добралась и в трактире у ворот плясуньей стала. Все ждала, что встретимся. Я-то его узнала сразу, как вошел. Все боялась, что и он… глаза прятала. А он…

— А он?

— Не признал, — Майка легла на скамью, вытянулась, облегченно вздохнула. — Потом все деньги совал в руку. Успокаивал, что с первого раза ничего, ну, детей не бывает. Злился, что не сказалась. Будто я на грудь плакат должна вешать: «девушка».

"Плакат" Сабина пропустила мимо ушей. У графских дочек всегда причуды. Майка целый мир выдумала, совсем не такой, как здесь. И будто всегда там жила, а сюда попала через крипт под Твержей. А теперь любовь эта вот…

Руки же привычно делали дело.

— Ой!..

— Терпи. С доном была — не плакала.

— Плакала, — шепотом призналась Майка. — Ой, Сабинка, больше ни с кем никогда…

— Погоди, еще понравится.

— Нет!

— Все, закончила… в тягости ты.

Майка зажала рот ладонями. Глаза у нее стали круглыми.

— Вставай.

— Мамочка…

Ведьма взяла подружку за плечо:

— Вытравлю плод. Посидишь в кипятке с горчицей. Травок попьешь. Грех отмолится. Ты молодая — потом еще нарожаешь.

— Н-нет.

Сабина пожала плечами:

— А что будешь делать?

— Рожу!

— Вот дуреха! — ведьма схватила подружку за руки. — Ты хоть отцу скажись. Своему или этого, — положила ладонь на девчонкин живот.

— Нет! Они друг друга убьют, и он все равно на мне не женится!!

— Дуры мы, — ведьма покачала головой. — Отдаемся — и думаем: узнает про ребятенка — помягчеет, тут же под венец поведет.

— Я так не думала. Я люблю его. Понимаешь?!..

— Ага, любишь. Так любишь, что готова дитя родное в рабство отдать.

— Я не…

— Не знаешь? Что, по закону, если не в святом браке родится — сразу раб?

Майка схватилась за левую руку повыше локтя. Губы ее дрожали.

— Раб?

— Ну да, — хмуро сощурилась Сабина. — На чьей земле родился, тот и хозяин. Элайя мой… хозяин этому возмущался, но сразу все не переделаешь.

— А это… чья земля?