Тереза Тур - Часть вторая (СИ)

— Жалко…

— Бессмысленно.

— А почему так произошло?

— Потому что два владыки не собирались сохранять мир. Он им был просто нужен на тот момент — каждому по своей причине. В Османском ханстве набирала силу партия мира. И хан был вынужден сделать вид, что пошел на уступки. У нас… отец искал повод для войны, чтобы не выглядеть агрессором. Да и наследника от меня надо было завести. Я — к тому времени — не устраивал его абсолютно.

— И тогда появился Брэндон, — прошептала я.

— И за это я вытребовал право для Ричарда быть Тигвердом, — опустил голову Фредерик.

— Вы не находите, что это нелепо — жизнь одного за родовое имя для другого…

— Теперь я понимаю, что имеет в виду Брэндон, когда говорит, что однажды выскажет вам все, — вздохнула.

— Думаю, он говорит не об этом.

— А о чем еще?

— Он искренне считает, что это мы с Ирвином уморили Анабель.

— Анабель — это?

— Мать Брэндона. Моя супруга.

— Вы же не хотите сказать, что все это затеял ваш младший сын? — испугалась я.

— Вы думаете, если он уверен в том, что я убил свою жену, то единственной реакцией может быть заговор?

— Вы — император. Вам виднее, — осторожно заметила я.

— Я говорил с ним. Он слабее меня. Я его прочитал — наследник не участвует в заговоре. — Я не убивал свою жену, — вздохнул Фредерик. — Просто так совпало, что я практически одновременно лишился и жены, и любимой.

— С ума сойти… — я выпила. И посмотрела на пейзаж.

— Когда я говорил, что Тигверды — неприятные люди, я не лукавил.

Мы вздохнули и выпили.

— Что будет теперь с вами и Ричардом? — спросил меня Фредерик.

— А вы по-прежнему вмешиваетесь.

— Изо всех сил стараюсь этого не делать, — склонил голову император. — Кстати, как вам удалось остаться незамеченной тогда в приемной? Я вас не почувствовал.

— Не знаю, — честно ответила я.

— А что вы чувствовали, когда подслушивали?

— Ярость. Практически с самого начала.

— Значит, вы — силой эмоций — заблокировали мою магию. Очень интересно.

Пожала плечами — ему интересно… А мне вот нет. Совершенно.

— В скором времени прибудет один маг. Очень сильный. Умный и преданный мне лично. Вы не откажетесь с ним поговорить?

— Не откажусь. Надеюсь, он не станет утверждать, что это я заколдовала вашего сына.

— Конечно, не вы. Если, конечно, любовь не рассматривать как магию.

— Фредерик, — скривилась я.

— Уже по имени, — улыбнулся он. — Уже приятно.

— Рада служить вашему величеству, — ядовито ответила я.

— Вы простите меня?

Я прислушалась к себе. Задумалась. Ярость за несколько дней поутихла. Как и обида — жгучая, детская… И я задала себе вопрос: а я бы смогла остаться в стороне, если бы несчастлив был Пашка, Рэм или Феликс? Конечно, память бы я избраннице подчищала бы вряд ли… Но вот так — чтобы совсем в стороне. Особенно, если бы я могла что-то изменить? Вздохнула. И протянула Фредерику руку.

— Спасибо, — растроганно сказал он, осторожно пожимая кончики моих пальцев.

— Простите и вы меня. За ожерелье.

— Милфорд рассказал о вашей выходке, — кивнул Фредерик.

— Я не имела на это права. Колье мне не принадлежит.

Фредерик рассмеялся:

— Но получилось символично — имперские жемчуга невесты… И на бутылку… как это у вас называется?

— Коньяк, ваше величество — я улыбнулась. — Мне понравилось. Ричард тоже оценил.

— Это когда? Когда он в небе над замком после приема летал?

— Брэндон был в восторге, — хмыкнул император. — Заявил мне, что теперь понимает, почему ему всегда старшего брата ставили в пример.

— Слушайте, я все хотела спросить, — А дамы от лошадей в небе… не пострадали?

— Вы имеете в виду нервную систему или? — хитро прищурился император.

— Или…

— Лошади сильно испугались. Поэтому…

— Чувствую себя отмщенной, — прижала я руки к груди.

— Вас очень обидели наши… дамы?

— Фредерик, я давно уже решила для себя, что мир делится на две очень и очень неравные половины. Есть близкие. Они рядом, максимально близко. Они — самые дорогие. И я радуюсь им. Я обижаюсь на них. Иногда… — я посмотрела на Фредерика, — они могут делать очень больно. А есть весь остальной мир. И он — вместе со всеми вашими придворными дамами может катиться…

Тут я вспомнила, что нахожусь в императорском дворце. И закрыла себе рот ладонью. Во избежание, так сказать.

— А Ричард? — спросил Фредерик тихо-тихо.

Вот не зря народная мудрость говорит о том, что у трезвого в голове, то у пьяной на языке. Промолчать я не смогла:

— Я подпустила его недопустимо близко. Наверное, из-за моей растерянности. Я оказалась в непонятной, пугающей ситуации. В другом мире. А он казался таким надежным. Таким… незыблемым, что ли… Нежным…

Я закрыла глаза, пытаясь взять себя в руки.

— Вы злитесь на него?

— Я всегда злюсь только на себя.

— И в чем же ваша вина?

— Не надо делать того, что делать не надо.

Я налила и выпила еще.

— Не понимаю, — честно ответил император.

— Я изначально отдавала себе отчет в том, что идея со свадьбой — просто глупость. Меня — пришлую, безродную… еще можно терпеть в роли любовницы императорского сына. Но в роли супруги! Я вас умоляю. Даже если бы у вас не было заговорщиков… Был бы и кристалл с записью… И что-нибудь еще замысловатое… Не важно — это была бы графиня Олмри… Что-нибудь бы еще придумали.

— То есть вы считаете, что Ричард не в состоянии защитить ту, что ему дорога?

— По крайней мере, пока это у него плохо получается.

— Мой двор до последнего будет бороться, чтобы этого не случилось.

— Конечно. И ваш управитель, который утверждал, что я — вызов всему обществу — это лишь рупор. Причем не самый умный, потому что сказал все в открытую.

— Занятно, — проскрежетал император. — Посмотрим, что с этим всем можно будет сделать.

— Не хочу расстраивать ваше величество, но ни-че-го.

Тут в коридоре раздался шум — словно кто-то прорывался, проламывая оборону. Крики, лязг оружия, хлопки заклинаний.

— А вот и Ричард решил присоединиться к нашей познавательной беседе, — с довольным видом протянул император.

— Надо распорядиться, чтобы принесли еще один прибор, — меланхолично отозвалась я, допивая рогагрибе… коньяк — и сразу наливая еще.

ГЛАВА 27

Дверь снесло мощным хлопком заклинания… Но, видимо, труженики феодализма во дворце работали на совесть: — все задрожало, но устояло. Дальше мы лицезрели явление принца Тигверда мне и императору.