Безумные сказки Андрея Ангелова (СИ) - Ангелов Андрей

* * *

Вообще, сегодня Ольга Петровна (будучи Ольгой Петровной) — смотрела на мужчин с неким презрением, если как на потенциальных мужей. Её напрягал мужской пафос в принципе, мужчины (конечно) не виноваты, такова их порода. Разок поймать страсть – это одно, а совместно делить быт – это другое. Неравноценная арифметика.

— Я считаю, что женщине мужик вообще не нужен! – озвучивала своё мировоззрение Ольга, в кругу коллег, в перерывах. – Я не мужененавистница, поймите правильно… Зачем мне кого-то обстирывать и кормить, кроме себя самой? Ради того, чтобы мне вкручивали лампочки раз в полгода или батарею чинили?.. Дак я и сама умею, если чё, а кто не умеет, дорогие мои, – всегда есть «муж на час».

Коллеги, в основном, «разведенки», — признавали правоту Ольги. Ведь она рассказывала про них, и чистую правду.

* * *

К слову. Не к ночи помянутому. Корпоративными рабами в фирме являлись все, — от уборщика до генерального директора.

Уборщики, по своей сути, бессловесные скоты, а кто из оных пытался разговаривать на человеческом языке, того убирали из штата. Допускались лишь согласные кивки и преданное мычание.

Служащие, стоящие в иерархии выше уборщиков, — разговаривать право имели, в рамках корпоративного формата. Всё было чётко регламентировано:

Шаг влево — считался проступком и подлежал штрафам из зарплаты.

Шаг вправо расценивался как «стукачество на других членов корпорации», а именно на тех, что пошли налево, — и поощрялся премиями. Деньги на премии брали из штрафов, выписываемых прошедшим налево.

Шаг прямо – настоящее преступление против фирмы, по степени тяжести приравнивалось к корпоративному шпионажу, а наказание — это расстрел на публичной конференции с последующим вечным изгнанием в «никуда».

— Нахуй! – обычно, без стеснения, говорил гендиректор. – Иди нахуй, без выходного пособия, и на чей именно хуй – нам до фонаря! – сие касалось как женщин, так и мужчин. Истинно, любая корпорация состоит из бесполых людей, несмотря на биологическое наличие там полов. Такова особенность корпорации.

Коллектив молчаливо соглашался со спичем гендира. Каждый раб знал свой шесток, согласно выигранным в лотерею билетам, а если забывал личные ряд и место в данном кинотеатре, — тогда пожинал вполне себе пиздец. На следующей конференции, посвящённой ему самому. Или самой.

— В Москве лютая безработица, — проводили профилактику кадровики. – Везде можно устроиться либо «по знакомству», либо на самую низшую должность, на которую (однако) всё-таки сложно устроиться. Таджики, практически целиком, — нишу неквалифицированного труда отжали у русских.

Корпоративные рабы всё это знали, понимали, — и без профилактик. Посему улыбались там, где не смешно, и аплодировали вопреки совести. Ольга Петровна – тоже.

Учредитель и гендиректор фирмы не имел свободу воли, наравне с подчинёнными, — и был вынужден действовать в рамках концепции фирмы, придуманный им же. Он стал заложником себя, фирма – это смысл хозяйского бытия, и нарушение малейшего пунктика в корпоративной концепции — могло легко привести к уничтожению или к трансформации конторы. Как известно, большой бизнес рушат маленькие нюансы. Главный раб фирмы, — можно и так его обозвать. Корпоративная власть — лишь бонус, хотя Славик Кидясов рад был и бонусу, ведь включать самодура – не каждый чел может себе позволить. В данной жизни и в данной конторе.

Каждый держался за работу, а работа держалась не за каждого. Если подытожить.

* * *

Ольга Петровна намедни отпраздновала 45 лет. В первый день своего сорокашестилетия – она пошла в больницу, в частную (разумеется) клинику. Точней, поехала на своей машинке, отметя очередные попытки интуиции навялить ей велосипед.

— Пришлось к Вам допилить, — объяснила женщину врачу, тоже женщине. – На левой груди какая-то шишка, чувствуете?.. И под мышкой тянет…

Вообще, женская грудь бывает разной. И по размеру, и по наполнению нежностью, и по эстетике. Правда, в связи с гениальным изобретением, а именно – лифчика, — увидеть женскую грудь «в натуре» стало проблематично. Платье сиськи показывает с бесстыдством, а лифон – нивелирует все огрехи с точки зрения женщины.

Отмечу. Возбуждают всякие сиськи, — даже «тряпочки», ведь главное в каждой бабе не её булочки, а её пирожок. Точней, наличие в бабе пирожка в принципе.

— Ясно, дорогуша, — любезно ответила врачиха и ободряюще улыбнулась. Она ощупала булки Ольги Петровны, — третьего размерчика, пушистые и душистые, без морщинок и без «расплывшихся» сосков. Залезла и под чисто выбритую подмышку.

— Что? – нетерпеливо вбрыкнула клиентка. Поёжилась.

— Ничего страшного! – успокоила врачиха с улыбочкой. Такие улыбочки Ольга часто видела на работе, — гаденькие и никакая нарочитая вежливость замаскировать гадство не могла. Как тонкий художник – дизайнер эмоции чувствовала шкурой. Терпела, сначала через силу, потом – по привычке. Врач являлась доктором каких-то медицинских наук, профессором по сиськам, со стажем двадцать пять лет, — поэтому возражать не имело смысла. А улыбки… нельзя о профессионализме судить по улыбке, это больше относится к человеческой ипостаси, вон, Оля и сама не ангел, но круче дизайнера найти сложно.

— Сдадите анализы! – приказала врачиха. – Для полноты картины.

Маммография – иными словами рентгенография груди; УЗИ; магнитная томография ака МРТ. Также несколько разных анализов крови, и на всякий случай – анализы кала, мочи и мазки, — причем, мазки из всех щелей. Но не сразу. Постепенно. И, наконец, биопсия из левой груди!

Исследования встали в хорошую сумму, но принесли свои положительные плоды. Точнее, отрицательные. А ещё точнее… однажды Ольге Петровне позвонила врачиха и попросила заехать в морг. По пути к ней, — Огнева как раз собиралась на контрольный приём, почти все анализы уже были на руках.

— Заберете биопсию, у нас курьер сегодня отпросился, — заявила врачиха. – Вы разве не знали, что по некоторым анализам заключение дает патологоанатом?

Ольга Петровна не знала, а пояснение доктора наук звучало зловеще.

Собственно морг оказался совсем не мрачным. Никаких покойников Огнева не видела, специфических запахов не ощущала, ощущения не напоминали даже «поликлинничные».

Позвонила в парадную дверь… фигасе, какие слова мы употребляем, по отношению к моргу. То есть, Вы употребляете, Оленька Петровна… Ну-ну, идите по широкому яркому коридору к стойке, навроде регистратуры и получайте своё заключение.

— Фамилию скажите, девушка! – призывно попросила регистратор, лет тридцати, с ухоженной кобыльей мордой, с подведенными синим — глазами и с синим (же) маникюром, — в тон глазной подводке. – Нет, паспорт не надо!

Огнева получила бумажку, потом… помедлила и спросила с непонятным любопытством, полушёпотом:

— А где покойники?!

Администратор удивлённо глянула. Дернула очерченными глазками. Пожала узкими плечиками. Каждый жест был именно таким, — обособленным. Молвила с той же призывной манерой, в голос:

— Девушка, я считаю, что Вам ещё рано задавать такие вопросы!

Сразу как-то полегчало внутри. Расслабило напряжение. Ольга улыбнулась в ответ. И ушла молча.

— Интересно, — заглянула в бумажку с анализом, ни черта не поняла в каракулях. Одно слово всё-таки разобрала. – Ка…р…цинома.

Как доехала до частной клиники – не помнила.

* * *

Кто чем клянётся. Кто крестится, кто орёт «Век воли не видать!», кто аппелирует к судьбе, к маме или к демонам. Ольга Петровна не имела привычки давать клятвы, а тут впервые вырвалось:

— Клянусь, что я ничего плохого не делала! За что?!

Иногда хорошо бы спросить не «За что», а «Почему». Но медицина пока бессильна дать ответ и на сей вопрос.

— Возможно, причина – это стресс или наследственность, — разъяснила врачиха. – Или куча других факторов.