Валентин Егоров - Одиночество

Когда вся эта мелочная работа была завершена, то в лагере оставались только я, генералиссимус Мольт и три тысячи оставшиеся в живых гномов хирда. При помощи различных механизмов и приспособлений мы стащили в центр лагеря поврежденную и не подлежащую восстановлению военную технику, скрутили, сварили ее в гигантский клубок. А на самой вершине клубка соорудили трон-лавку, на которую посадили полковника Герцега с открытыми глазами, чтобы он видел, какие военные почести Империя отдает простому гному, который свою жизнь отдал служению ей.

Три дня и три ночи одни только грому шапками носили землю на вершину этого металлического кургана, где, молча, опорожняли свои шапки и снова шли вниз за землей, пока плодородная земля полностью не скрыла ржавое железо и тело полковника Герцега.

Сенатор Рексоул приехал ко мне по первому звонку, мы проговорили с ним всю ночь. Анастасия подносами таскала нам чай, выпечку и, задерживаясь на пороге, чтобы подслушать мое очередное воспоминание о произошедших на севере событиях. Или в очередной раз высказать свое женское мнение по поводу того, какие мы мужики недотепы, чтобы устроить подобное. По ее мнению, два престарелых пердуна всю ночь напролет проговорили и проливали слезы почем зря по поводу смерти несчастной Нелли. К середине ночи, уже нагло устроившись за соседним столиком, чтобы уже больше не выходить из комнаты, а сидеть и спокойно слушать все то, о чем мы говорили, всхлипывала и не пропускала ни единого слова из моих рассказов.

Рексоул весь этот вечер был на грани истерики и потери сознания, правда, старик держался до последнего. Он всхлипывал и не вытирал слез, которые постоянно лились ручьем из его глаз, особенно тогда, когда я рассказывал о смерти Нелли. Старик на моих глазах прямо-таки сдавал и слабел, в иные минуты он хандрил, словно ребенок, и отказывался от всего, чтобы я или Анастасия ему не предлагали. Предлагаемая чашка чая отвергалась старческой рукой, а мне приходило в голову, что Рексоула на этой земле уже ничего не может спасти, ему ничто не может помочь, так как Нелли, оказывается, была не простой секретаршей этого политического старца, а его единственной дочерью.

Временами старик практически уже не мог говорить, так он глубоко переживал гибель своей Нелли. Но однажды его губы сумели произнести слово "дочь", а после этого сенатор долго смотрел мне в глаза, пытаясь отыскать в них надежду. Но мне пришлось еще раз утвердительно кивнуть головой, и тогда он вполголоса пролепетал:

— У дочери остался сын. Ему только что исполнилось шестнадцать. Малыш теперь совсем одинок в моем доме.

Анастасия в мгновением ока вскочила на ноги, неосторожным движением руки, разлив только что начавший кипеть чайник. Волнение, охватившее девушку, не позволяло ей вымолвить и слова, она стояла и, молча, смотрела на меня и Рексоула, размышляя, какое же ей принять решение. Да, этой девушке и не требовалось моего разрешения на благое дело, которое зарождалось в ее светлой голове, поэтому я просто ей кивнул и по наручному браслету приказал взводу дворцовых гвардейцев сопровождать выезд лейтенанта по делу службу.

Рексоул ничего не слышал и не обращал внимания на короткие переговоры и переглядывания с Анастасией, он забился в дальний угол кожаного дивана и тонким голосом жаловался неизвестно кому на свою судьбу. На то, что в таком возрасте ему приходится переживать такое горе. Мне очень хотелось встать, подойти к этому человеку и извиниться перед ним за то, что при первой нашей встречи я не совсем правильно понял его намерения, когда намеками он предложил в услужение свою секретаршу — дочь. Понимая полную бессмысленность таких извинений, я подошел к раскрытому окну и, сложив руки на груди, стал всматриваться в темноту и прохладу ночи.

Старый императорский дворец и прилегающие к нему столичные кварталы спали крепким сном, хорошо потрудившегося за день горожанина. Внизу под окном прошел гвардейский патруль, слышался один только стук сапог о брусчатку мостовой. Но внезапно в этой ночи что-то произошло, словно возникла или родилась новая жизнь. В кабинет заглянул Сашка, который одет в одну ночную рубашку и был совершенно трезвым человеком. Заметив меня у раскрытого настежь окна, парень ловко козырнул мне в спину, нарушая все воинские уставы, и помчался переодеваться.

Как только за этим человеком прикрылась дверь моего кабинета, старый имперский дворец начал немедленно просыпаться и готовить себя к незапланированному событию. Послышались звуки щелчков замков открываемых и закрываемых дверей, передвижения людей по дворцовым переходам, прислуга спешила занять места по боевому расписанию, чтобы в требуемую минуту оказаться на своем рабочем месте. Да и за дворцовыми окнами начали происходить кое-какие изменения, дворовая прислуга стала готовиться к приезду очень важного гостя.

Я не успел этому удивиться и полностью разобраться в том, почему и что именно происходить во дворце. Откуда императорский дворец и дворцовый персонал узнали о том, что сейчас я с нетерпением ожидаю своего личного гостя?

Рексоул перестал хныкать, в ванной комнате умыл лицо и сейчас вместе со мной, вглядывался в окно, ожидая прибытие своего внука. Скрипнула дверь и к нам присоединился старый и вечно бодрый генералиссимус Мольт Генералиссимус не стал расспрашивать о причинах сбора в столь позднее время придурков, это я, и старых маразматиков, это он и Рексоул, его попросту не интересовало и не волновало. Он подошел к бару, налил себе бокал отличного кьянти, опорожнил более чем наполовину, громко и удовлетворенно крякнул, а затем свой бокал долил до краев этим чудесным напитком.

За окном послышался шум подъезжающей доисторической кареты.

Мы мы хором отвернулись от старого пьяницы, и свои взоры обратили на события, разворачивающиеся за стеклами окон императорского дворца. Имперская карета, запряженная шестью великолепными рысками, подлетела к парадному крыльцу дворца и, ловко развернувшись боком, как вкопанная, замерла у дворцового подъезда, которым могли проходить только члены императорской семьи. Я же про себя негромко чертыхнулся, эта Анастасия опять своевольничает, но дворцовый ритуал уже нельзя было остановить.

В долю секунды четверка дворцовых рабочих ярко красный и ворсистый ковер раскатала от дворцового крыльца до ступенек кареты. В излучающем красоту и благолепие имперском полковничьем мундире на крыльце появился адъютант Александр Хлыщ, чтобы замереть в неподвижности в позе великого Аполлона.

Два разодетые в пух и прах имперских пажа свободным шагом прошествовали к дверце кареты и одновременным движением рук распахнули обе ее створки, а затем также торжественно ступили взад. К этому времени вдоль ковра выстроился почетный караул, тут же замерев по стойке смирно. Анастасия, словно царевна, ступила на красный императорский ковер и вслед за собой вытянула на божий свет светловолосого мальца, который, по всей очевидности, не понимал всего происходящего и не знал, как ему следует вести себя в этой императорской торжественности. Караул начал орать что-то очень радостное и восторженное, желая новоприбывшему принцу долгой жизни, добра и счастья.