Софья Ролдугина - Тонкий мир

– Я не могу. Не могу… – слова скорее угадывались, чем слышались.

– Тише, Дэйр… – улыбнулся Северный князь. Звать просто Ксилем это властное и бесконечно нежное существо у меня язык не поворачивался. – Нет, не Дэйр – Силле . Ты знаешь, что значит «Силле»?

– «Солнечный», – едва заметно шевельнулись губы. – А солнце – это «силь».

– Да, именно так, эльфенок… Ты и есть солнце. Золотое, жаркое, которое дарит свой свет всем, не требуя взамен ничего. И всегда будут те, кто ненавидит солнце – просто потому, что легко ненавидеть что-то столь необходимое и яркое в то же время, – его голос, шелковый, глубокий, проникающий под кожу, словно посылал по спине разряды тока. – Не слушай их. Если больно – просто плачь. Силле, Силле…

«Найта, – раздалось у меня в голове по-княжески повелительное. – Иди домой. Не думаю, что ему будет приятно, если ты станешь свидетелем его слабости. Мне можно, – усмехнулся он. – Я враг. Но не тебе».

«Но…» – я верила Ксилю и не верила одновременно, раздираемая беспокойством за Дариэля.

«Иди, – мягко, но настойчиво. – Мы скоро вернемся».

Мне ничего не оставалось делать, как уйти, наматывая на окоченевшие от мороза руки платье. Не оглядываясь, не подсматривая… Но даже зажмуриваясь до красных пятен в глазах, я видела один и тот же удивительно четкий образ: сверкающие на зимнем солнце прозрачные дорожки на щеках, сбегающие из-под бледной ладони.

Дома было тихо, темно и тепло. Я зажгла все лампы в гостиной и на кухне. Поставила на огонь кастрюлю с водой, засыпала из хрустящей полиэтиленовой упаковки макароны, потянулась на полочку за специями…

Прозрачная баночка выскользнула из неловких рук и раскололась, рассыпая белые соленые кристаллики.

Вот растяпа.

Почему все получается именно так? Сестра, самое близкое после отца и матери существо, травит, ненавидит, раз за разом растаптывает душу Дариэля. И все эти эльфы вокруг, что с мольбой в глазах приходят к нему, как к целителю, зло радуются, когда слышат: девочка, которую лечил Дэйр, умерла.

Максимилиан назвал его Силле – Солнечный. Дариэлю подходит. Но разве правда есть в нашем мире люди, которые хотели бы погасить солнце?

Белые кристаллики растворились на языке. Солоно. Почти так, что горько.

А сам князь? Его зовут Ксилем. Это значит «Звезда». Ксиль и Силь… Забавно. Но солнце – та же звезда, только ближе! И если Максимилиан греет сердца лишь тех, кто рядом с ними, кто дорог ему, то Дэйр готов протянуть руку каждому. Это плохо?

Жизнь показывает, что да.

«Я пойду на этот дурацкий бал, – подумала я вдруг с холодной яростью. – Хотя бы для того, чтобы никто не посмел поднять руку на солнце. На Дариэля. На Силле».

Вода медленно закипала. Блестели осколки, перемешанные с солью. За окном начинало темнеть.

Я ждала.

Глава 12. Еще порцию?

Сгущались сумерки. Уныло шипела вода в кастрюле. Меня одолевали мрачные мысли.

Почему-то в мире постоянно выходит так, что хорошие люди, даже если они в большинстве, не могут противостоять одному-единственному хаму. В школе часто случается, что хулиган с парочкой друзей держит в страхе весь класс. Учителя просто закрывают на это глаза – мол, пусть ребята между собой разбираются. Или в институте какая-нибудь «папенькина дочка» с высокопоставленными родственничками крутит одногруппниками и преподавателями, как ей вздумается. И, самое интересное, через некоторое время у такой особы находятся совершенно искренние последователи, которые из любви к искусству или к выгоде начинают мучить окружающих вместе с ней.

Общество эльфов, как выяснилось, тоже не избежало этой болезни. Чем еще объяснить тот факт, что ничего не представляющая собой красноволосая девица – опустим тот факт, что она наследница – может безнаказанно доводить до белого каления не кого-нибудь, а целителя. Носителей такого дара уважают и превозносят в любой культуре, кроме разве что человеческой. Настоящие целители редки – единицы на целое поколение. Никакая магия и наука не может объяснить происхождение и принцип действия их способностей. Только равейны, обладающие одновременно склонностью к сферам жизни и смерти, способны манипулировать энергиями, власть над которыми у целителей в крови. Само существование таких, как Дариэль – истинное чудо, и поэтому от возмутительного поведения Меренэ кровь закипает в жилах…

– …а макароны сгорают в пламени праведного гнева, – с непередаваемым ехидством закончил вслух Максимилиан, обнимая меня за плечи. – Найта, а кто кастрюльку будет отчищать?

– Ой! – с пылающими щеками я подскочила. После сладких мыслей о возмездии густая гарь реальности от забытого на плите ужина ощущалась особенно горько. – Вы пришли?

Дариэль, на ходу доплетая косу, пересек задымленную кухню и погасил огонь под злосчастной кастрюлей.

– Я задержался всего на сорок пять минут, Нэй, и ты уже умудрилась спалить еду, испортить кастрюлю и раскокать мою любимую солонку. Ты знаешь, что ей почти пятьдесят лет? Между прочим, мне ее Лиссэ привезла из Золотой. Там был чудесный набор посуды, такой… человеческий! – целитель восхищенно цокнул языком. – Но, к сожалению, за полвека я все перебил. Солонка была последней, – со вздохом Дэйр аккуратно смахнул осколки вперемешку с солью на разделочную доску. – Жалко выбрасывать, но что поделаешь… – и стекляшки забарабанили по дну помойного ведра.

– Где вас носило столько времени? – взвилась я, пряча за показным гневом смущение. – Я вся издергалась, пока ждала!

– Эй-эй, остынь, – улыбнулся Ксиль, усаживая меня на диван рядом с собой. Дариэль оставил недоплетенную косу и залил кастрюлю водой. – Я вижу, как ты издергалась. Дошла уже до мысли о несправедливости этого мира, или чувство юмора тебе еще не настолько отказало?

Дэйр ковырнул пригоревшие макароны ножом. Раздался чудовищный скрежещущий звук, но от слипшейся угольно-черной массы откололся только малюсенький кусочек. Называется, задумалась ведьма… Впрочем, последствия философского настроения самого целителя обычно не мирно пригорают ко дну, а разносят в дребезги лабораторию – и хорошо, если только ее. Так что пускай меня не ругает… раз уж сам грешен.

– Неужели нельзя было хоть намекнуть, что у вас все в порядке?– буркнула я больше для поддержания образа, чем из любопытства. За испорченный ужин потихоньку начала заедать совесть. – Чем вы там занимались почти целый час?

Дэйр дернулся. Кастрюля вывернулась у него из рук, заливая раковину почерневшей водой. С коротким, но емким «Dess!» целитель подцепил посудину за ручку и отправил следом за осколками солонки в мусорное ведро.