Елена Хаецкая - ОЗЕРО ТУМАНОВ

— Тебе нужно денег? — спросил еврейский торговец.

Эсперанс принялся фыркать на все лады, словно целая конюшня рассерженных лошадей.

— Еще чего! У меня есть все необходимое, а деньги уж точно не входят в число предметов, за которыми я стал бы гоняться… Я хочу услышать подлинную историю о том, как ты сделался другом нашего сира Врана.

— Сир Вран меня спас, — в глубоком унынии проговорил Мелхиседек и снова показал свою пробитую ладонь.

— Так это не он привязывал тебя к дереву? — осведомился Эсперанс, кривя губы. — Спрячь свой маленький шрам, еврей, покуда я не начал показывать тебе свои отметины. В меня дважды попадали стрелой, а один раз едва не разрубили пополам… Мои шрамы пострашней твоих, и тебе меня не разжалобить.

— Вижу, — вздохнул Мелхиседек и впервые за все это время действительно посмотрел своему собеседнику прямо в глаза. — Но если ты выдашь меня сиру Врану, он меня убьет.

— Вот это уже похоже на дело! — почему-то обрадовался Эсперанс. Он плюхнулся на сундук рядом с Мелхиседеком и дружески взял его за руку. — Говори, да смотри — без утайки.

Мелхиседек посмотрел на свою плененную руку — бледная смуглая кожа имела зеленоватый оттенок, особенно на фоне красной, обожженной солнцем кожи Эсперанса.

— Как ты догадался? — спросил Мелхиседек тихо.

— Зло воняет, — сказал Эсперанс и раздул ноздри. — Я всегда его чую. Ты лгал мальчишке. То, что с тобой сделали, слишком отвратительно для ушей сира Ива, не так ли? Но за мои нежные волосатые ушки можешь не бояться, поэтому выкладывай все как есть.

Как и предполагал Эсперанс, подлинная история Мелхиседека являлась полной противоположностью той, которую услышал сир Ив.

На одинокого путника действительно напали — да только предводителем шайки разбойников был вовсе не какой-то там безвестный чернобородый негодяй, а сам сир Вран, собственной персоной. Он же и разогнал своих подручных, когда сообразил, как лучше использовать еврейского купца.

— Я доставляю ему хорошие вещи и собираю для него новости, любые сплетни, какие только доходят до моего слуха за время пути, — заключил свою повесть Мелхиседек. — За это он покровительствует моей семье.

— Покровительствует? Отменное определение! Да только до сих пор не возникало большой нужды в его покровительстве, — заметил Эсперанс. — Ну а что ты будешь делать, если он тебя предаст?

Мелхиседек пожал плечами и не ответил.

— Сегодня ты окончательно расплатился с ним за все его благодеяния, истинные и мнимые, былые и грядущие, — с самым серьезным видом произнес Эсперанс.

— Каким это образом? — удивился Мелхиседек.

— Ты укрепил веру племянника в неслыханное благородство сира Врана.

— Возможно, в самой глубине своего сердца сир Вран именно таков, каким хочет казаться, — сказал Мелхиседек.

— Для еврейского купца ты слишком хорошо думаешь о людях, — хмыкнул Эсперанс.

— Еврейские купцы — не такие уж бездушные твари, как принято считать, — отозвался Мелхиседек.

Эсперанс покосился на него и встал.

— Возможно, ты и прав, — сказал он. — Во всяком случае, я знаю по крайней мере одного бретонского дворянина, который значительно хуже любого еврейского купца. Весьма жаль, что ты считаешь себя ему обязанным.

— Он обещал мне покровительство и впредь, когда… — завел было Мелхиседек привычную песнь, да вдруг осекся и замолчал.

Эсперанс устремил на него пронзительный взгляд:

— Ну, что же ты? Договаривай! «Когда» — что?

— Когда он станет хозяином Керморвана. Так он сказал. Если я помогу ему, и он добьется намеченного, он не забудет моей услуги. Он хочет сделаться сеньором де Керморван, таково его заветное желание. Вот его собственные слова.

Эсперанс погрузился в тяжелое молчание. Он опустил лицо в ладони, ссутулил плечи.

Мелхиседек искоса поглядывал на него, не понимая: почему этого странного простолюдина так сильно огорчает подобная возможность? Не все ли равно такому человеку, кто будет хозяином Керморвана, дядя или племянник?

Мелхиседек даже попробовал было прикинуть, уж не родня ли Эсперанс сиру Иву — скажем, со стороны матери, — но почти сразу отказался от этого предположения. Ни малейшего сходства между немолодым, грузным мужчиной и тонким, хрупким мальчиком. Нет, они не могут быть родней. Разве что этот Эсперанс — личный слуга мальчика… Однако за все то время, что Мелхиседек провел в замке, он ни разу не видел Эсперанса рядом с сиром Ивом.

В конце концов он отказался от попытки разобраться в побуждениях Эсперанса. Важно было другое — отвести от себя новую угрозу.

— Умоляю тебя, молчи обо всем, что узнал сегодня! Если сир Вран узнает…

Эсперанс медленно, торжественно покачал головой.

— Сир Вран ничего не узнает о нашем с тобой разговоре, — обещал он. — Но тебе следует поскорей уехать отсюда. Постарайся сделать так, чтобы сир Вран пореже встречался на твоем пути, а уж если ты его все-таки встретишь — будь начеку.

Мелхиседек неожиданно улыбнулся:

— Благодарю я предупреждение, но я всегда начеку, когда встречаю людей, ему подобных…

— Оно и видно, — хмыкнул Эсперанс. Он ткнул себя пальцем в раскрытую ладонь, намекая на рану, полученную евреем при первой встрече с Враном, затем скроил жуткую рожу и скрылся так бесшумно, что Мелхиседек осознал исчезновение своего собеседника лишь спустя несколько секунд.

Некоторое время он раздумывал надо всем случившимся. Кто этот странный человек? Каким образом он разгадал почти все? И, самое главное, как он воспользуется тем, что ему удалось вызнать?

Мелхиседеку сделалось тревожно. Вран, при всей его алчности, был ему ясен: соблюдая некоторые правила, установленные этим христианином, и сохраняя при том бдительность, дабы не пропустить момент, когда правила эти изменятся, можно было не беспокоиться за себя и близких. Но кто скажет, по каким правилам играет Эсперанс?

А Эсперанс вообще не играл да и правил никаких не признавал. У него имелась единственная цель — оберегать сира Ива от недобрых людей. Все прочее оставалось для Эсперанса безразличным.

Ив встретил своего старого воспитателя утром. Тот принес молодому господину умыться вместо хорошенькой, хотя и несколько унылой девушки, с недавнего времени приставленной к сиру Иву для услуг.

Завидев Эсперанса с кувшином в руке, Ив искренне обрадовался.

— Поставь! — Он махнул рукой на большой поставец, обремененный красивыми сосудами, в том числе и фаянсовыми, которые только что доставил Мелхиседек. — Поставь, я умоюсь позднее.