Ольга Громыко - Сборник "Профессия: ведьма"

Ознакомительный фрагмент

Я попрощалась со всеми еще раз, бестолково и торопливо, разъяснила Ромашке ее права и обязанности, не без труда уговорила ее ехать головой вперед, и Лён подсадил меня в седло.

Мы не проронили ни слова, пока кольцо осин не осталось позади. Как мне не хотелось уезжать из Догевы! Я чувствовала себя ребенком, у которого отобрали только что подаренную игрушку, сулившую месяцы, а то и годы увлекательной игры. Мысль о серых школьных буднях нагоняла тоску.

Вороной жеребец встал как вкопанный. Пожевал узду, покосился на хозяина: поворачиваем, что ли? Лён согласно потрепал коня по холке и спешился. Я последовала его примеру.

Мы стояли на вершине холма как на носу корабля, вздернутого гребнем океанской волны. Шпиль ратуши Камнедержца серебристой иглой пронзал небо на горизонте. Я обернулась. Призрачный туман размывал истинные очертания Догевы, как фата – слишком длинный нос новобрачной.

– Я хочу сделать тебе небольшой подарок на память, – неожиданно сказал Лён. – От себя лично. Мелочь, конечно, но все-таки…

С этими словами он наклонил голову, снял амулет и вложил его в мою ладонь, сжав ее прежде, чем я успела возразить. Камушек был теплый, гладенький, острый кончик приятно покалывал кожу. Я высвободила руку и разжала пальцы. Золотые крапинки заискрились на солнце.

– Сойдет. – Я заправила камушек под рубаху, безуспешно пытаясь смягчить насмешкой горечь расставания. – Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок…

– От тебя и клока не дождешься, – беззлобно упрекнул Лён.

– Что?! – С наигранным возмущением возопила я. – А как же те дивные порты, символ братской дружбы между нашими народами?

– Я оправлю их в рамку и прибью в изголовье, – пообещал Лён. – Вот, возьми этот свиток. Отдашь новому директору Школы. Только, пожалуйста, не читай. Клянусь, там нет ничего интересного. Одна политика.

Я небрежно запихнула письмо во внутренний карман куртки и вскочила на лошадь.

– Хорошо, что предупредил. Теперь не буду.

– У каждого мага помимо имени есть пожалованное народом прозвище, не так ли? – задумчиво сказал он. – Я думаю, в твоем случае народ не затруднится с выбором, Вольха из деревни Топлые Реды. В людской памяти ты навсегда останешься В. Редной.

– А что? Мне нравится, – улыбнулась я. Ромашка попыталась шагнуть вперед, но Лён удержал ее за гриву. Я выровнялась, подобрала поводья.

– Ненавижу прощаться.

– Скажи «до свидания», – посоветовал он. – Хлестни лошадь и не оглядывайся.

– До свидания, – послушно повторила я, глядя вперед. Я могла защититься от телепатии. Но не сумела удержаться от навернувшихся на глаза слез.

«Глупая, сопливая девчонка» – выругала я себя, решительно подхлестывая лошадь.

Ровная дорога и крутой спуск воодушевили Ромашку. В охотку пробежавшись с полверсты, у подножия горы она поубавила прыти, и я все-таки оглянулась. Больше из любопытства.

Лён исчез.

На холме, чуть сгорбившись, сидел белый волк с любопытно настороженными ушами. Укоризненно покачав мордой, зверь неспешно поднялся, перевалил за гребень и скрылся из виду.

Я закрыла рот и мысленно наметила тему для диплома.

Поле сменилось невысоким подлеском, а прямолинейная песенка жаворонка – нежными посвистами зябликов, перешедшими в ожесточенный треск-перебранку. Малинник задвигался, заурчал, и на дорогу выскочил давешний грабитель все с тем же арбалетом и, по-моему, с той же стрелой.

– Кошелек или жизнь! – отрепетированно гаркнул он, потрясая арбалетом.

Я обрадовалась ему, как блудному сыну.

– Кормилец ты мой, поилец! Ну, что новенького на разбойной ниве?

«Сынок» узнал «матушку» и побледнел вплоть до исчезновения многочисленных конопушек.

– Смилуйтесь, госпожа ведьма… – залепетал он, падая на колени и тычась бородой в дорожную пыль.

Я дала ему поунижаться в свое удовольствие.

– Встань, болван, и веди себя достойно, когда я изволю тебя грабить.

– Пощадите… Не лишайте последнего достояния…

– Не пудри мне мозги. Только круглый дурак, выходя на большую дорогу, берет с собой «последнее достояние». Сдачу давать собирался, что ли?

Мужик, надеясь разбудить во мне сострадание, обвил лошадиные бабки и страстно лобызал копыта. Ромашка брезгливо отдергивала ноги, переступая на месте.

Я все-таки отобрала у него кошелек. Исключительно в воспитательных целях. Похвалила за старание и пообещала не только регулярно ездить по этой дороге, но и рекомендовать ее всем знакомым чародеям. Это его почему-то не обрадовало, он плюнул мне под ноги, зашвырнул арбалет в кусты и, комкая в руках пустой кошелек, заковылял в сторону Камнедержца.

Соблазн прихватить арбалет на память был очень велик, но мне не хотелось спешиваться. Да и вообще, если бы мне взбрело в голову коллекционировать оружие, которым мне когда-либо угрожали, я смогла бы открыть маленький антикварный магазинчик.

Солнышко припекало все настойчивей. Я расстегнула куртку, и из внутреннего кармана завлекательно выглянул уголок свитка.

«Я только посмотрю на него» – подумала я, доставая сплющенный свиток. В самом деле, не буду же я читать письмо, которое меня по-дружески попросили не вскрывать. Бумага была шершавая и вместе с тем шелковистая на ощупь. В середине – восковая клякса, вычурная печать. Круг, разбитый на четыре сектора, в верхнем левом и нижнем правом – трилистники, в двух других – вставшие на дыбы волки. Да, плохая в Догеве бумага, а воск и вовсе никудышный – вон, печать уже отклеивается. Чего доброго, Учитель подумает, что я пыталась вскрыть письмо. Стоит, наверное, отклеить ее вообще, а затем приставить на место магией.

Печать, как выяснилось в процессе расшатывания, сидела прочно, но я с ней все-таки совладала. Подышала на нее, произнесла формулу и задумалась. Интересно, какой у Лёна почерк? Ни разу не видела. Наверное, красивый, четкий, уверенный… как он сам. Я только посмотрю, только первую строчку, там все равно нет ничего интересного, кроме «Приветствую тебя, высокочтимый…».

И я развернула свиток.

Письмо состояло из одной-единственной строчки: «Вольха, я же просил!» Дальше шли симпатические чернила.

Часть вторая

Сессия и учебно-полевая практика

Лекция 1

Драконология

Бледно-золотистое солнце неспешно всплывало над горбатой спиной спящего дракона. Сполохи света плясали по алой чешуе, черный хребет обрамляло голубое сияние, треугольные пластины гребня казались изъеденными жаром, словно дракона запекали целиком на раскаленных угольях.