Патриция МакКиллип - Арфист на ветру

Тут он увидел, как изменилось выражение ее лица. Он осознавал присутствие волшебника позади нее все еще как тень и стал ломать голову без надежды на ответ, обретена ли эта мощь по выбору или при подстрекательстве сокола.

– За ним я и прибыл. Оно мне и нужно.

Ее пальцы очень крепко сжали его руку ниже локтя.

– Мощь землезакона? – не веря своим ушам, прошептала она. Моргон молча кивнул, отдавая себе отчет в том, что первый же признак ее недоверия навсегда ранит его сердце. – И у тебя хватит сил принять ее?

– Да. Мне нужно только знание. Твоей души я не коснусь. Обещаю. Я проникал в самую душу Хара, с его соизволения, но ты... в твоей душе есть уголки, куда мне доступ заказан.

Какая-то мысль мерцала в глубине ее глаз. Она стояла совсем тихо, все еще вцепившись в Моргона, и не произносила ни слова. Он чувствовал себя так, словно оборачивался перед ней чем-то древним, как сам мир, вокруг чего, словно бесценные, позабытые сокровища, скопились загадки и предания, все цвета ночи и зари. Тут ему вдруг захотелось проникнуть в ее мысли, чтобы выяснить, что в ее суровом и смятенном прошлом побуждает ее так на него смотреть. Но она выпустила его и сказала:

– Возьми у моей земли и у меня все, что тебе нужно.

Он стоял на месте, следя, как она удаляется, держа под локоть Ирта. Явились слуги и вывели его из задумчивости. Пока они разводили огонь и ставили подогреваться воду и вино, он негромко сказал Рэдерле:

– Оставлю тебя здесь. Не знаю, как надолго я исчезну. Ни один из нас не будет в полной безопасности, но здесь хотя бы Ифф с Иртом. Притом Ирт... Ирт не желает моей смерти. Уж это-то я понял.

Лицо Рэдерле выразило нескрываемую тревогу.

– Моргон, ты попал под его чары, когда вы летели. Я это почувствовала.

– Знаю. – Он прижал ее руку к своей груди. – Знаю. – Он не мог выдержать ее взгляд и отвернулся. – Он подстрекает меня забираться все дальше. Я же говорил: если бы я с ним играл, то проиграл бы.

– Возможно.

– Позаботься о Моргол. Я не знаю, что принес в ее дом.

– Он ее пальцем не тронет.

– Он лгал ей и однажды уже предал ее. Одного раза достаточно. Если я тебе понадоблюсь, спроси Моргол, где я. Она будет знать.

– Хорошо. Моргон...

– Что?

– Не знаю, – ответила Рэдерле, как уже было несколько раз за последние дни. – Я только вспоминаю иногда слова Ирта о том, что огонь и ночь – совсем простые вещи, если ясно их видишь. И все думаю, что ты не знаешь, кто такой Ирт, потому что не видишь его, а видишь только темные воспоминания...

– Во имя Хела, что я, по-твоему, должен увидеть? Он больше, чем арфист, больше, чем волшебник. Рэдерле, я пытаюсь увидеть. Я...

Она прикрыла его рот ладонью, так как на них стали оборачиваться слуги.

– Знаю. – Внезапно она крепко стиснула его, и он почувствовал, что дрожит. – Я не хотела тебя расстроить... Но... Успокойся и выслушай. Я пытаюсь думать. Нельзя постичь огонь, пока не позабудешь о себе и сам не станешь огнем. Ты научился видеть в темноте, когда стал великой горой, в сердце которой была тьма. Так, может быть, единственное, что даст тебе понять арфиста, – это позволить ему настолько вовлечь тебя в его власть, чтобы ты стал частью его сердца и начал видеть мир его глазами.

– Как бы я при этом не сокрушил Обитаемый Мир.

– Это вполне возможно. Но если он так опасен, как ты можешь бороться с ним, при этом еще и не понимая его? А вдруг он и не опасен вовсе?

– Если он не...

Моргон осекся. Ему показалось, что мир вокруг него странным образом смещается – весь Херун, все горные королевства, южные земли – и все это становится на место под взглядом сокола. Он увидел тень птицы, вовлекающей Обитаемый Мир в свой мощный, бесшумный полет, и ощутил, как эта тень падает на его спину. Видение длилось долю секунды, затем тень стала лишь смутным воспоминанием, и пальцы Моргона сами собой сжались в кулаки.

– Он опасен, – прошептал Моргон. – И всегда был опасен, с самого начала... Но почему я так привязан к нему?

В тот вечер он покинул Город Кругов и провел бессчетные дни и ночи, скрывшись от всех и едва ли не от себя самого, – скрылся в землезаконе Херуна.

Он беспрепятственно вплывал в туманы, просачивался в тихие гибельные болота, чувствовал, как утренний иней серебрит его лицо, проносящееся над кустами, тростниками и болотными травами. Он кричал одиноким криком болотной выпи и взирал на звезды из равнодушных каменных глыб. Он бродил по низким холмам, устанавливал мысленные связи со скалами, деревьями, ручьями, разыскивал обильные залежи железа, меди и самоцветных камней, таившиеся в глубине холмов. Его мысли, словно тончайшие нити, вплетались в обширную паутину над задремавшими полями и сонными, окутанными туманами пастбищами, связывая его со стерней, отмершими корнями, замерзшими бороздами и спутанными травами, которые щипали овцы. Доброта этой земли напоминала о Хеде, но обитала в ней и темная, беспокойная сила, которая порой возносилась в образах скалистых вершин и одиноких каменных глыб.

Исследуя эту силу, он подплыл очень близко к душе Моргол и чувствовал, что бдительность и осведомленность правительницы подтверждены необходимостью, ибо она унаследовала землю, весьма опасную для всех, кто ее заселил. Тайна была в этих чудных камнях и богатствах, спрятанных глубоко под землей. Когда Моргон глубоко погрузился в здешний закон, разум его стал почти безмятежным, подвластным требованиям предельной ясности осознания и видения. Наконец, когда он начал видеть все так, как видела правительница Херуна, проникая в вещи и за них, он вернулся в Город Кругов.

Моргон пришел, как и ушел, – бесшумно, точно клок тумана, выплывший из холодной и тихой херунской ночи. Когда он снова принимал свой естественный облик, то следовал за голосом Моргол и очутился среди отсветов пламени в ее небольшом нарядном зале. Через легкую мысленную связь он беседовал с Иртом, по-прежнему ощущая спокойствие его мыслей. Он не предпринял усилий, чтобы разорвать звено, связывающее его с Моргол, и дышал ее внутренним миром. Лира сидела рядом с матерью; Рэдерле придвинулась поближе к огню. Они только что закончили ужин, и на столе остались только бутылки и кубки с вином.

Рэдерле повернула голову и увидела Моргона; улыбнулась чему-то в его глазах и не стала тревожить расспросами. Тогда его вниманием завладела Лира. Она была одета для ужина – в легкое, струящееся, огненного цвета платье; заплетенные в косу волосы лежали под тонкой золотистой сеточкой. Лицо девушки утратило привычную гордую уверенность; глаза казались старше и печальней, их не покидала память о том, как стражи, которых она вела, погибли в Лунголде. Она сказала что-то, но Моргон не расслышал, и Моргол кратко ответила Лире: